Вот тогда-то и посетила его мысль о религии. Создал ведь Хаббард свою религию, саентологию – а мы чем хуже
[54]?
Тут под руками болталось несколько бывших чиновников, сумевших живыми убежать из Киева – один из них был как раз пастором, а в чиновничьем своем росте добирался аж до поста президента Украины. И все они были выходцами из комсомольской среды. Неплохие качества организаторов – сочетались в них с полной моральной отмороженностью. И в Днепропетровске были две мощные психушки, на базе одной из которых функционировал центр по изучению проблем внешнего воздействия на личность. Этот центр был полулегальным, занимался в основном прикладными проблемами – психологическим обеспечением предвыборных кампаний, технологиями массового зомбирования населения. Некоторые ученые также уцелели – вот Капительман свел их, бывших комсомольцев, бывших сектантов и ученых-психологов и сказал им – делайте мне религию. Они и сделали.
Схема простая как мычание, надергали отовсюду понемногу, от Библии до устава ВЛКСМ. Несколько ступеней посвящения – для перехода со ступени на ступень надо пройти испытания. Среди людей, равных по степени посвящения – старший тот, у кого стаж больше, кто вступил в секту раньше. Каждый имеет членский билет и платит взносы, то есть часть того, что платят ему, отдает в секту.
Сектанты поделены на ячейки и обязаны доносить друг на друга. У каждого желающего вступить в секту должен быть спонсор – не две рекомендации, как в партию, достаточно одной. Спонсор вводит неофита в секту и потом отвечает за него до конца. Как минимум раз в месяц член секты должен пройти исповедь, но, как в саентологии, при исповеди используется приборчик, который показывает, лжет человек или говорит правду. Правда, он ничего на самом деле не показывал, но рядовым сектантам об этом знать и необязательно.
Чем выше посвящение – тем сложнее испытания. Высшие посвященные начинали понимать, что на самом деле это – Каббала, но бежать было уже некуда. Для высших ступеней посвящения было обязательно, вне зависимости от национальности, исполнение требований кашрута, чтение еврейских молитв и кровавые обряды с принесением в жертву детей и питьем их крови. Капительман полностью позаимствовал обряды человеческих жертвоприношений из антисемитских книг. Причем ему было плевать, правду говорили эти книги или лгали. Ему надо было повязать жрецов новой религии неоднократным убийством детей. Чтобы они понимали, что назад дороги нет и что если придут, скажем, донецкие, то они за это всех их повесят. Это как минимум. Капительман требовал, чтобы детей для обряда воровали за пределами их маленького царства зла – чтобы пути назад не было ни у кого.
Сам Капительман в секте не состоял и того же самого требовал от всех своих приближенных – нечего. Они внешне не имели никакого отношения к секте, у них был свой раввинат и своя организация – Хабад. Там все было почти так же, как и до всего этого. Были раввины, был совет по кашруту. Бизнесмены, которые финансировали общину, получали статус парнасов
[55].
Рабская секта была только для тех, кто не был евреем.
И тем не менее Капительман контролировал секту, делал все для распространения новой религиозной чумы. Тайно жертвовал деньги, помогал советами. А советов Капительмана стоило слушать – ибо мало кто был столь же умен, циничен и искушен во зле, как он. Возможно, это был самый умный человек Украины.
Сейчас Капительман сидел за своим столом в скромном кабинете в Меноре – он занял скромный кабинет без таблички на двери, да еще менял его раз в месяц – и просматривал сводки. Другой на его месте, наверное, двинулся бы умом, но не Капительман. Дело в том, что если другие внедряли западные стандарты отчетности, нанимали крутых топ-менеджеров и готовились выйти на IPO, то Капительман и многомиллиардным бизнесом управлял так же, как кооперативом по продаже бытовой техники, с которого он начинал. У него было больше сотни юридических лиц, он просматривал финансовые отчеты, решал даже такие вопросы, как выделение денег на корпоративы, ругался с директорами. И потому сейчас для него не составило труда вернуться в девяностые, когда не было интернета и 1С, и снова вести учет по старинке. Даже проще – налогов не надо платить, благодать.
Строчки о выработанной продукции соседствовали со строчками о купленных у чеченцев и сдохших рабах, но Капительмана это мало волновало: гои. Он считал, что и русские, и украинцы ни на что не способны, это ленивые скоты, которых надо стегать и подвешивать под нос морковку.
Как ослу.
Больший интерес представляли внешние сообщения – о войне между Харьковом и Донецком. Это было интересно, он ждал этой войны раньше, немало делал для ее начала, но началась она неожиданно для него. А это плохо. Неожиданности всегда плохо. И война идет как-то странно – бодро начавшись, перешла в стадию вялотекущую. Переговоры уже ведут?
Второй вопрос, который его волновал, – это турки. Вот почему покупать рабов он послал одного из самых доверенных людей – заодно и переговорить. Чеченцы, равно как и грузины – Капительман хорошо понимал, что СССР никуда не делся, и любой чеченец найдет общий язык скорее с днепропетровским евреем, чем с турком, пусть даже и одной с ним веры. Все-таки ислам… на постсоветском пространстве ислам в большинстве своем видимость, как раньше был видимостью социализм. Люди на собрания ходят, взносы платят, гневно осуждают агрессию американского империализма на Гренаде, а потом идут самиздат читать, на кухнях говорить и с завода воровать. Так и тут. Люди пять раз в день на колени бухаются, уразу держат, до всего этого в хадж ездили, а потом идут водку пить и говорят – под крышей можно, Аллах не видит. Нутро-то советское осталось…
И потому – поговорить есть о чем. Чехи привычно говорят о верных – неверных, но все понимают – турки нависают. И не просто так – говорят, они уже афганцев перебрасывают на Кавказ и паков.
Так что надо думать, пока жареный петух не клюнул. Чехи и грузины – такие же советские, и потому они отлично понимают – дружат не с кем-то, дружат против кого-то.
Стукнула дверь – забежал начальник охраны. Встрепанный весь…
– Борис Львович!
Капительман сдвинул очки на нос, как он это делал всегда, когда был недоволен. Он не любил, когда он думает, а кто-то врывается и сбивает с мысли
– Что, стучать не учили?
– Пестовского убили!
