Но Анна была напряженной и сосредоточенной. Для нее картина происшествия выглядела абсолютно понятной.
— Молчи уж. Видела я этого убийцу. Молись, что осталась жива.
Днем Анна имела короткий разговор с Вознесенским по телефону. Она понимала, что звонить ему бессмысленно, но ярость, копившаяся слишком долго, требовала выхода. На работе он появился только во второй половине дня.
— Как вас представить? — томно спросила секретарь.
— Представьте меня ангелом возмездия.
— Что? — прозвучало после длинной паузы. Голос Леночки изменился. Стал не притворно-слащавым, а тревожным.
— Говорю, Анна из банка «Возрождение».
— Аааа… Сейчас. — Видимо, секретарша облегченно вытерла пот со лба.
Достаточно долго в трубке играла бодренькая музыка, потом лениво ответил Станислав. Он что-то жевал. Голос его звучал тихо и замученно.
— Стас, слушай меня внимательно, — Анна говорила громко и отчетливо, делая небольшие паузы между словами, чтобы не дать Вознесенскому опомниться, — на этот раз твои ребята промахнулись. Жертва осталась жива. Но я предупреждаю тебя и твою змею Свенцицкую, если я только замечу, что хотя бы волосок упал с головы моей подруги, и тебе, и твоей сожительнице будет очень плохо. Ты все запомнил?
— Что, что вы имеете в виду? Кто вы? Я ничего не понял, — трусливо залепетал Вознесенский. Он даже перестал жевать.
— Я тебя предупредила. Одно движение — и твоя гадкая задница окажется на помойке. Будь здоров.
Этот разговор отнюдь не вселил в Анну оптимизма. Общаясь с такими червяками, как Вознесенский и компания, надо всегда быть наготове. Но как же он испугался за свою шкуру, бизнесмен хренов!
Дома их ждала взволнованная Александра. Она уже была в курсе произошедшего и, ничего не спрашивая, встретила девушек с максимальным вниманием и заботой. Приготовила ужин, расстелила Лере постель.
— Будь как дома! Здесь ты в безопасности.
Лера обняла Александру и закрыла глаза.
— Поговоришь с ней завтра, — прошептала матери Анна, жестом предлагая выйти из комнаты. Та кивнула понимающе, погладила усталую Леру по голове и удалилась. Анна присела на край кровати.
— Лерка, слушай. Ты несколько дней поживешь у меня дома. Я за это время перевезу из общежития твои вещи, их там, как помнится, немного. Тебя ведь все равно скоро выселят?
— Да, на следующей неделе…
— Вот и хорошо. А когда чуть-чуть оправишься, съездишь к родителям в Новгород. И они порадуются, и ты будешь подальше от всего этого. Отвлечешься немного, придешь в себя. А я за это время помогу тебе снять какую-нибудь квартирку.
Лера протестующе замахала руками, но Анна остановила ее:
— Слушай, когда старшие говорят! И посоветуюсь, куда бы тебя на работу на первое время устроить. Все уладится, не волнуйся, теперь отдыхай.
Лера долго лежала, глядя в пустоту. Она всегда плохо засыпала в первую ночь на новом месте. Медленно, из глубины, начало приходить осознание произошедшего. Лера думала о ребенке, которого даже не успела почувствовать, а уже потеряла. Наверно, не судьба… Хорошо, что она не знала о нем! Ведь родить и быть матерью — это тоже призвание, к этому надо готовиться. Отчего-то стало горько и больно. Лера заплакала. Из окна на нее смотрела ущербная тонкая Луна, и ее тихие лучи ложились прямо на лицо девушке, гладили ей руки. Лера ощутила на своем лице чье-то ледяное, обжигающее дыхание. На мгновение показалось, что она успокаивается, растворяется в этом лунном сиянии, сама становится его частью… Сердце стало биться медленнее и тяжелее, боль притупилась, а потом и вовсе отступила. Сил у Леры хватило ровно на то, чтобы встать и задернуть занавеску плотнее. Луна исчезла, но вернулась всепоглощающая горечь и кажущаяся совершенно нестерпимой боль.
На следующее утро Александра не пошла на работу, осталась с Лерой. Каким-то удивительным материнским теплом веяло от этой стройной, красивой женщины. Она приготовила Лере на завтрак оладьи с джемом и душистый фруктовый чай. Александра не задавала никаких вопросов, болтала о пустяках, рассказывала о своих планах поездки в Италию на отдых, и отчего-то Лере стало немножко легче. Мать Анны проследила, чтобы Лера хорошо поела, приняла все положенные лекарства и снова легла в постель. Потом Александра пришла в ее комнату и стала читать ей книжку древних мифов и легенд. Это было неожиданно и очень приятно. Лера прикрыла глаза и с удовольствием слушала. Ее собственные проблемы как будто отошли на второй план… Как давно ей никто не читал вслух!
— Знаешь, я поняла одну очень важную вещь, — произнесла с улыбкой Александра, отложив книгу, — все мы, женщины, что-то выдумываем для себя. Служим начальству, строптивому мужу, зарабатываем деньги, посвящаем себя детям… Но по сути все мы служительницы Афродиты! Женщину делает по-настоящему женственной только огонь, который разжигается любовью. А все остальное — только попытки бегства от этого огня. На свете нет истины, замещающей любовь!
— Но ведь можно прожить и не любя — как жрицы Артемиды. Они носительницы иной мудрости, высокого знания. Им чуждо плотское наслаждение, они посвящены другому, высшему свету… Это не замещение, что-то совсем другое. Мне кажется, я такая, может быть, поэтому ничего у меня и не сложилось. Мне все время видится в снах оливковая роща у храма и я, танцующая в лунном сиянии. Любовь пугает меня, она несет разрушение, а не гармонию. Я больше не хочу любви!
— Девочка моя милая, — Александра ласково посмотрела на нее, — я прожила почти восемнадцать лет, думая, что люблю, ослепленная своими фантазиями. И когда это все рухнуло, вдруг оказалось, что я совершенно одна, человек, казавшийся мне самым близким, на самом деле — чужой, и мои старания по созданию семейного очага и служению семье были абсолютными фантомами. Мне почти пятьдесят, но могу тебе сказать, что я еще не знаю любви! Я только предчувствую ее в последнее время, когда говорю по-итальянски, думаю и читаю об Италии. Словно знаки любви разбросаны повсюду и скоро-скоро она уже появится в моей жизни! Так течет подземная река, еще не выходя на поверхность. Я готова к встрече с любовью на любом перекрестке, в любое мгновение! Это странно, но нужно быть готовым к принятию любви. Все предыдущие годы я старательно избегала ее и только теперь готова принять… Для любви нет возраста: она может нагрянуть в тринадцать или ослепить в шестьдесят. Любовь — это творчество, созидание. И тело становится участником этого процесса, частью творчества любви. Секс сам по себе — это далеко не любовь, тело только следует за душой в ее порыве. И разрушает и калечит нас тоже не любовь, а то, что мы принять не в состоянии в силу разных причин. Оказываемся неготовы… И где та грань, за которой земная любовь перетекает в небесную, становится высшим светом, как ты говоришь, — я не знаю… Хотя есть такие случаи, которые мне непонятны. Как у моей дочери…
Впервые за все время их знакомства Александра заговорила о Гале. Даже не заговорила — намекнула только.
