Невольно отметив все это, Ива тем не менее запаниковала еще больше. Что ей делать? Как себя вести? Но гут ее тело само повернулось в сторону заглянувшей к ней в комнату девушки.
— Уже спускаюсь, Марина, — произнес четкий, хорошо поставленный женский голос. Таким строго-вежли-ио-благожелательным тоном надо отдавать указания слугам на правах хозяйки, — Передай батюшке, что я уже спускаюсь.
— Не-э-э, давай вместе пойдем, — заныла вторая.
Ответом ей было молчание. Ива не могла видеть, но ей казалось, что она вполне представляет, какое выражение сейчас у той, в чьем теле травница сейчас находилась. Оно было такое… с ним не поспоришь. Вот и младшая — разница в возрасте вполне ощущалась, правда, не по отношению к Иве, а к Анастасии — повздыхала, бросила на сестру (это же сестра, не так ли?) несколько скорбных взглядов, но в конце концов сдалась и вышла из комнаты.
— Ты только… побыстрей, а? А то ж отец меня вместо обеда съест.
Анастасия слегка наклонила голову, чуть дрогнули в улыбке уголки губ.
И как только дверь закрылась, Ива ощутила, что вновь может управлять телом. «Да что же это творится?! Я что же это, теперь Анастасия?! Анастасия Виц-лавская?! Хм… мода как раз того времени, насколько я могу судить… О боги! О боги!.. Но… как же так?! И я не просто вселилась в это тело. Тут явно и ее сознание. Нет, не сознание, но она делает все так, будто меня тут и нет. Но я же есть… — Ива подняла руку и пошевелила пальцами. — Вот, я же сама это делаю, да? Гоблин, а где же тогда мое тело?! Ой!»
Без какого-то участия сознания знахарки русоволосая девушка подошла к зеркалу, провела расческой по гладко уложенным волосам, возвращая на место выбившуюся прядь, и направилась к двери. По пути ее рука легким прикосновением скользнула по небольшому портрету в коричневой деревянной рамочке. Насколько Ива смогла разглядеть, на нем был изображен молодой шатен в офицерской форме.
Последующие события все больше озадачивали девушку.
Анастасия вышла из комнаты, прошла по коридору и начала спускаться по лестнице. Ива же при этом чувствовала себя, как будто ее везут в карете, то есть непосредственно от нее движение никак не зависит. И одновременно знахарка ощущала, что это именно она шагает по полу, касается перил, подбирает пальцами платье, дабы не споткнуться. От этих двойственных впечатлений кружилась голова и жутко путались мысли. Самым неприятным, безусловно, было полное непонимание произошедшего. Травница пыталась вспомнить предшествующие такой разительной перемене события, однако это отчего-то не удавалось. Все, что произошло после посещения их компанией Военного архива, смазывалось в какую-то невразумительную вереницу цвет-пых пятен и образов.
— А, дочка, мы уж заждались! Присаживайся быстрее. Негоже так долго отца голодом морить!
Тело само знало, куда идти, и сейчас привело знахарку в комнату, судя по всему выполняющую функцию столовой. Мужчина, который назвался отцом Анастасии, выглядел так, будто сошел со старинных дворянских портретов. Именно таким, по мнению Ивы, должен быть военный в отставке, бравый офицер, ветеран, годы которого клонятся к закату, а также почтенный отец семейства: пышные усы, переходящие в бакенбарды, копна седых волос, отменная выправка, лучики морщин у глаз и громоподобный голос.
Легкая улыбка, не коснувшаяся глаз… Ива ощущала, что именно так и сделала Анастасия. Хотя сама она не прилагала к этому никаких усилий.
И те же сочувственные взгляды. Немолодая женщина, явно мать. Двое младших сестер, в том числе и та, что забегала в комнату, — как ее? — Марина, кажется. Мальчик, брат, наверное. Только в его глазах не прячется это разряжающее и горькое сочувствие. Он слишком занят собакой, рыже-коричневым охотничьим псом. Все благообразно и чинно. Даже этот мальчуган в белой рубашке с широкими рукавами и в чуть мешковатых штанах, заправленных в гладкой кожи сапоги. Все очень прилично и благородно. Только отчего такая тяжесть? Будто все чего-то ждут и боятся. И ничего не могут поделать, и это гнетет всех еще больше. Многое можно пережить, но как же убивает бессилие, когда не в силах помочь самым дорогим. Ива даже чужими мыслями подумала, что это, наверное, очень страшно, когда твое оберегаемое и лелеемое дитя вырастает, влюбляется и начинает страдать, а ты, привыкший спасать от всех бед, можешь только наблюдать и сопереживать, но при этом чувствовать эту самую ненавистную боль — оттого, что плохо твоему ребенку.
Хотелось их подбодрить, сказать, что с ней все хорошо. Но все было не так, и она знала, что ей не поверят. Пиковая ситуация. Оставалось только хоть внешне вести себя так, будто все в порядке и никакой беды нет.
Девушка села на отодвинутый слугой стул и положила на колени салфетку.
— Тогда приступим? На вид все невероятно аппетитно.
В столовой раздались невнятные согласные возгласы. Но из них искренна была только собака.
«Боги, что же происходит?! Неужели я действительно попала в эту девушку, в ее тело?! Поселилась рядом с ее душой? Но… так же не бывает!!! И что… что же делать? Как быть дальше? Почему они все такие смурные? Неужели это из-за того… гоблин, ведь она же так страдает по своему Александру! Наверняка они все знают об этом. Да, что-то там было по поводу того, что брак был одобрен обеими семьями. И вот жених уходит на фронт и… Теперь все ощущают то, что и эта девушка. Страх, что он не вернется… Боги, но я-то тут при чем?! И что теперь будет? Анастасия исчезла, а я? И вообще, где я? В прошлом? А в своем времени… я умерла? Но почему вот так — в это тело… Даже не заменила душу девушки, я будто… по соседству поселилась! Не бывает так! Боги, как же страшно».
Ива отчаянно пыталась привести мысли в порядок, а события тем временем шли своим чередом. За столом велся неспешный разговор ни о чем, и Анастасия в нем тоже участвовала. Отец семейства говорил о каких-то давних делах, в которых травница ровным счетом ничего не понимала. Мать по большей части молчала, вставляя свое слово, когда муж, по ее мнению, слишком увлекался разговором и начинал под влиянием эмоций повышать голос. Сестры без конца пререкались с младшим братом, а тот украдкой кормил пса лакомыми кусочками из своей тарелки. Все в достаточной мере спокойно и чинно. Неторопливая обыденность трапезы была прервала лишь раз, когда в комнату вошел слуга столь чопорный и со столь величавой осанкой, что невольно казалось, будто именно он тут главный. Впрочем, возможно, так и было. Ива всегда терялась рядом с такими. Деревянным голосом он сообщил, что прибыл посыльный из магазина якобы с заказом для госпожи Анастасии. Сразу стало заметно, что такое не часто случается в этом доме, потому что старший мужчина уже открыл рот, чтобы сказать: «Гони этого мерзавца в шею», когда названная дама совершенно спокойно поднялась и так же произнесла: «Все правильно, я попросила господина Тарма найти для меня одну книгу. Верно, это ее доставили». Провожаемая недоуменными взглядами, она прошла в холл, где пообщалась с пареньком-посыльным, забрала у него увесистый сверток, расплатилась, попросила слугу отнести упакованную в бумагу книгу к ней в комнату и вернулась за общий стол. Отмахнулась от вопросов и, объяснив свою покупку какой-то чепухой, перевела разговор. А Ива ощутила какое-то — не свое — волнение. Очевидно, для госпожи Вицлавской этот заказ значил куда больше, чем она хотела показать. А еще травнице показалось что-то очень знакомым. Будто она уже слышала или видела нечто подобное. Или не подобное, но уже известное? Вспомнить, однако, не удавалось.
