Молчание затягивалось.
— Как думаешь, тебе дадут возможность отлежаться хоть день? — вновь спросил предупредивший Александра воин.
— Не думаю, Николас. Эта война выкосила почти всех офицеров.
— Какая-то подлая магия, — покачал головой тот, — Столько смертей… Никакого благородства! Помнишь, нас учили встречать врага с мечом наголо, уважая противника и себя. Лицом к лицу и не отводя глаз. А теперь мы даже его не видим. Офицеры всегда шли вместе с первыми рядами своих воинов. От этой распроклятой новой магии первые ряды будто выкашивает. Почему наши маги не могут никак придумать защиту?
Александр запустил свободную руку в волосы. Они были жесткие и явно давно не мытые. Но Калли даже не пискнул внутри. Он понял, о каком периоде истории идет речь. Им рассказывали в Университете. «Да! Гоблин побери, хорошо, что тебя ранили, тебе нельзя туда! Это же… это же… О звезды! Он же умрет! У них тогда не было шансов, не было!..»
— Я думаю, они пытаются. Даже стало что-то получаться. Иначе давно бы капитуляцию подписали. Уже куда меньше народу гибнет, чем в первые дни…
— Куда меньше!.. — с горечью вскричал Николас, — Раньше целые войны не уносили столько жизней, как сейчас за день! Мне даже подумать страшно об общих потерях. Мы же офицеры, Алекс! Мы же должны что-то сделать! Мы обязаны защищать своих солдат! Долго мы еще будем служить мясом для магов?
Калли ощутил горечь и злость мужчины. Он был старше друга и умнее. Его эмоции не вырывались наружу словами и яростными взглядами. Но это не означало, что их не было, просто у Александра не осталось ни сил, ни желания оповещать о них мир.
— Ник… что мы можем? Что мы реально можем сделать, скажи мне? — Его голос был тих, но большие промежутки между сцеживаемыми словами свидетельствовали о подавляемом гневе. — Тебе уже выдали распоряжения о том, что мы можем. Более… более нечего. По крайней мере, сейчас… Я пытаюсь что-то придумать… но гоблин все подери…
Друг хотел возмутиться и разразиться гневной тирадой, но заметил состояние раненого и промолчал. Молчал долго, но потом вновь заговорил. Тема не понравилась Александру еще больше предыдущей:
— Ты ранен. Это хороший повод не идти в бой. Подожди, я знаю, что ты можешь возразить, но… подумай о ней!!!
— Я не собирался возражать, Николас, — устало покачал головой офицер. — Мое благородство, — словно усмехнулся он, — слегка поистрепалось в связи с последними событиями. И сейчас… сейчас, мой добрый друг, ничего более я так не желаю, как оказаться за версты отсюда… Мне гоблински надоело тратить на это время… Хочу домой. И к ней.
Он вновь замолчал, откинул голову, чтобы не держать ее на весу, что казалось сейчас непосильным трудом, и забылся, сжимая в лежащей на колене руке пустую кружку. А Калли задумался. Признаться, он не понимал, как можно любить неэльфиек. «Как, как можно любить, влюбляться в человеческих или каких-либо иных неэльфийских женщин? Нет, они не плохие. Не все, по крайней мере. Есть очень даже. Вот, например, Ива или Дэй. Хорошие девочки… Хм, Дэй хорошая девочка?… Брр… Во всяком случае, она точно достойна уважения, у нее множество отличных качеств. Как и у Ивы. Совершенно иных, но они есть, и их много. Но… но любовь… Нет, женщина, которую любишь, возлюбленная, должна быть иной. Она… Она должна быть как звезда, сияющая, таинственная, исполненная неземного достоинства, умная, красивая и… недоступная. Прекрасная… Чтобы хотелось глядеть на нее и не отрываться. Эту женщину надо будет завоевывать, совершать ради нее поступки, становиться лучше… Как-то так. Как можно полюбить, полюбить как свою единственную женщину что-то милое, щебечущее или… привычное? Ту, которую знаешь как облупленную. Вполне земные и часто отвратительные привычки которой у тебя постоянно перед глазами? Нет, с ними, с теми, кто рядом, кто прост и понятен, можно дружить, их можно уважать. Они отличные товарищи, просто хорошие люди, но… никому из них никогда не стать возлюбленной. По крайней мере, для меня. Нет».
Что же касается Анастасии…
И тут Калли почувствовал, как в нем поднимаются чувства другого мужчины. Того, в чьем теле находилось сознание эльфа. Они полыхнули с такой силой, что почти опалили привыкшую к холоду и покою душу Светлого. Он никогда даже не подозревал, что люди могут чувствовать с такой силой. И ведь ни за что не догадаешься, что за этим спокойным лицом, в этом сдержанном офицере столько страсти. Нет, не страсти — такой глубины чувств. А еще они были необычными. Для Калли. Эльф не мог их полностью понять и принять, но они хлестали сквозь него как волны, набегающие на прибрежный песок. И подобно ему Светлый впитывал их в себя, пропуская через призму своих идей и ощущений. Впитывал и захлебывался.
Душу же Александра сейчас заполняло только одно чувство — любовь. Любовь и желание, жажда быть рядом со своей возлюбленной. Только она была не такая, какой видел идеальную даму сердца эльф. Прежде всего, она была… очень земной. Не в смысле приземленной или обычной. Она была понятной. Родной. Александр не мечтал добиваться ее или совершать подвиги в ее честь. Он хотел жить с ней. Каждый день видеть. Завести общий дом, совместно его обустраивать, создавать уют, вместе решать, какой будет, например, гостиная, слушать ее идеи, видеть вдохновение в ее глазах, делать все вместе. Будут и дети, и карьера, в которой она станет ему помогать, поддерживая. Он хотел… чувствовать ее рядом… ее тепло, ее руки, ее дыхание. Слышать ее запах, шуршание юбок, смех. Хотел этого как можно чаще. Постоянно. Уж каждый день точно. Он все время вспоминал их совместные прогулки, вечера, поцелуи и ласки — короткие и жадные, ведь порядочной девушке не пристало до свадьбы позволять мужчине такое. Глупости! За это, за этот жар чувств, что дарила она ему, он любил эту женщину еще больше. Грезил, мечтал о ней еще сильнее. Тело, душа, сердце — все рвалось к ней. К ней одной.
С улыбкой он вспоминал ее ум и практичность. Анастасия умела строить реальные планы на будущее, считать деньги и продумывать все на несколько ходов вперед. Ему невероятно льстило, что столь рассудительная женщина отдала ему свое сердце. Почему все любят глупышек? Разве может быть что-то желаннее любви сильной женщины?
Часто Александру вспоминались ее милые привычки. Например, то, как она пальцами одной руки держала мизинец другой, когда волновалась. Или редкостное неумение ориентироваться в городе: стоило девушке свернуть со знакомых улиц, как она начинала путаться и постоянно порывалась направиться в противоположную от нужной сторону. А вот стоило ей взять карту, как сгоревшая было уверенность мгновенно возрождалась из пепла. Правда, это не всегда означало, что нужное направление будет найдено. По какой-то непонятной Рен-жу причине его возлюбленная стеснялась спрашивать дорогу у прохожих. Его женщина вообще не была идеальной. Она была настоящей. С множеством странностей, недостатков, предвзятостей и непонятных, а то и неприемлемых для него взглядов.
И она была нужна ему со всем этим. Александр подозревал, что в будущем все это, как и его качества, в которых наверняка есть многое, не нравящееся ей, станет не один и не два раза причиной ссор, но какое это, право, имело значение? Истина состояла в том, что он просто не мог без нее. Без ее рук, губ, улыбки, запаха ее волос, тела, присутствия рядом; без ее довольно редкого смеха, без ощущения ее ладони на его локте во время прогулок; без надежды, что в брачную ночь он отнесет ее в свою спальню и будет любить, пока есть силы; без веры в то, что они проживут долгую, счастливую, спокойную жизнь, в которой будет все… все как должно — семья, работа, дом, но самое главное, в этом сейчас таком зыбком будущем будет она. Его возлюбленная. Его Анастасия. Настасья. Настенька…
