– Это ни к чему.
Бетти водрузила на кухонный стол сумку от Скиапарелли.
– О, она просто чудесная, – сказала я.
– Ты о сумке? Она мамина. И мама не собирается ее никому дарить, с возрастом она стала такой скрягой. А подарок внутри.
Я сунула руку в сумку и нащупала сверток из фланели, через ткань определенно прощупывались какие-то металлические предметы. Почти в ту же секунду я поняла, что это.
– О, Бетти.
Я даже за стол ухватилась, чтобы не потерять равновесие.
– Все на месте, – заявила подруга. – Я годами скупала это богатство у Шнайдера. Видишь ли, когда у него появляется что-то ценное, первым делом он звонит мне. И когда он заполучил серебро Вулси…
Я вытащила из сумки все двадцать скаток, и на столе выросла целая пирамида из коричневой фланели. Там были даже щипцы для птифура.
Бетти обняла меня за плечи, а я прижалась щекой к прохладному норковому меху.
– Только не вздумай рыдать у меня на груди, – предупредила Бетти. – Сегодня надо веселиться.
Как же мне повезло, что у меня есть такая щедрая подруга. Мама, возможно, притворится, будто ей все равно, но на самом деле она будет рада, что серебро Вулси вернулось.
Мы с Бетти установили свадебный торт на стол в саду и раздали птифур моими вновь обретенными серебряными щипцами.
Счастливая пара стояла в окружении гостей, а последние из доживших до конца октября гортензий, словно случайные прохожие, склоняли свои белые головы, чтобы посмотреть на чужое веселье.
Мама с Жульеном на руках умудрялась еще и резать торт. Молодые вдвоем мелкими глотками пили водку из ее круговой чаши, пока Бетти и музыканты кричали по-русски и по-польски «Горько!».
Я пошла в дом за лимонадом и по пути услышала, как тренькает велосипедный звонок. Из-за угла выехал Эрл. Его красный «швинн хорнет» был оснащен хромированной фарой и белой пластиковой корзинкой с искусственными маргаритками. Его колеса оставили на траве глубокий черный след.
Эрл стянул с головы кепку и благоразумно изобразил невинность.
– Мисс Ферридэй, простите, что проехал по траве.
– Ничего страшного, Эрл, – сказала я, как будто до этого тысячу раз не просила его не ездить по газону. – Это всего лишь трава.
Зузанна заметила Эрла и пошла в нашу сторону. По пути она сорвала гроздь поздней сирени и пощекотала ею Жюльена по подбородку. Тот от удовольствия стал, как лягушонок, поджимать ножки. Я обратила внимание на то, какой уверенной у нее стала походка, когда она наконец выздоровела.
– У меня для вас письмо, – сообщил Эрл, не слезая с велосипеда. – От… – Он прищурился и приготовился прочитать адрес.
Я выхватила у него конверт и сунула его в карман фартука – за это время уже успела узнать почерк Пола.
– Эрл, спасибо.
Я пощупала письмо сквозь конверт.
Толстое – хороший знак. А «Пан Ам» недавно открыла прямое сообщение с Парижем. А вдруг это не простое совпадение?
Эрл достал из своей корзинки второй конверт:
– И еще телеграмма. Из самой Западной Германии.
Он передал мне конверт и ждал, положив руки на руль велосипеда.
– Спасибо, Эрл, дальше я сама разберусь.
Эрл пожелал мне хорошего дня и покатил свой велосипед назад к парадному крыльцу, но мама заметила его и зазвала на пироги в кухню.
Подошла Зузанна и выжидающе посмотрела мне в глаза.
Я вскрыла конверт и достала телеграмму.
– Это от Каси. Из Западной Германии.
Зузанна взяла меня за руку, и я уловила запах белил и детской присыпки. Рука у нее была холодная, но мягкая и заботливая. Рука мамы.
– Прочитать вслух?
Она кивнула.
– Еду в Штокзее. Одна.
– И все? – спросила Зузанна. – Должно быть что-то еще.
– Мне жаль, дорогая, но больше ничего. Лишь подпись – «Кася».
Зузанна отпустила мою руку.
– Значит, она решила поехать. Чтобы убедиться в том, что это Герта. Одна?
– Дорогая, боюсь, что так. Ты знаешь, как это важно. Кася – смелая девушка. Она справится.
Зузанна крепче прижала к себе Жульена.
– Ты не представляешь, какие они.
После этого развернулась и пошла в сторону игрового домика. Малыш смотрел через ее плечо на меня и сосал свой кулачок.
Оркестр заиграл «Young Love» Сонни Джеймса, а я следила за тем, как Зузанна идет через луг.
Она вошла в игровой дом и аккуратно закрыла за собой дверь, оставив меня наедине с мыслью о том, что в этот раз я, возможно, зашла слишком далеко.
Глава 47
Кася
1959 год
Секретарь проводила меня в кабинет доктора.
– Подождите здесь, – велела она.
Кабинет был хорошо обставлен. На полу восточный ковер, стены бледно-зеленого цвета, французские окна выходят в тихий сад. Пахло кожей и старым деревом. Мебель по виду дорогая. Мягкий диван. Полированный коричневый стол для закусок с ножками в форме лап льва. За широким столом доктора кожаное кресло с высокой спинкой. Напротив стола – крашеное черное кресло с плетеным сиденьем, понятно, что для пациентов.
Неужели вот здесь проводит свои дни Герта? Если так – это большой шаг вперед. Она определенно не сидит на диете из консервированных бобов.
– Вы – последний пациент, – объяснила секретарь. – У доктора сегодня был тяжелый день. С утра – две операции.
– Ну хоть что-то в этом мире не меняется, – проворчала я.
– Простите?
Я подошла к креслу.
– Да так, ничего.
Я взялась дрожащими руками за подлокотники и села.
Встроенные книжные шкафы. Розовые фарфоровые часы на полке.
– Я сейчас ухожу, – предупредила секретарша. – Вот ваша карточка. Доктор скоро будет.
– Спасибо.
Я посмотрела на карточку. Поверху красивым шрифтом было напечатано: «Доктор Герта Оберхойзер».
Вот оно – мое доказательство!
Мне захотелось схватить секретаршу за руку и упросить ее остаться, но я просто смотрела, как она уходит.
Что такого может со мной случиться?
Секретарь тихо прикрыла за собой дверь.
Если это действительно кабинет Герты, было бы здорово высказать ей все, что я о ней думаю, послать подальше и уйти, громко хлопнув дверью.
Я встала и подошла к книжному шкафу. Толстый ковер приглушал мои шаги. Я пробежала пальцем по кожаным корешкам и достала с полки тяжелый том. «Атлас общей хирургии». Специальность Герты. Я поставила книгу на место и подошла к написанной маслом картине в золотой раме. Пасущиеся на поле коровы. На столе – пресс-папье, телефон и коробка с косметическими салфетками. А еще серебряный кувшин с водой на фарфоровой тарелке. Кувшин запотел. В этом мы были с ним похожи. На стене висел диплом в рамочке. Я подошла ближе и прочитала: «АКАДЕМИЯ ПРАКТИЧЕСКОЙ МЕДИЦИНЫ ДЮССЕЛЬДОРФА. ДЕРМАТОЛОГИЯ». Был еще один со специализацией по инфекционным заболеваниям. Но диплома хирурга у нее не было.
