Еще вчера он был мелкой тварью под ногами. Теперь стал Хозяином: не таким, как остальные, но лиха беда начало. В конце концов, он ведь способный. Ему всегда и все говорили об этом. Все?.. Те, кого больше нет и не будет.
Он зажмурился до разноцветных кругов перед глазами, потом медленно приоткрыл веки. Малейшее колебание жизни отдалось внутри гулкой барабанной дробью, дрожью прошло по коже, завибрировало на кончиках пальцев и в судорожно сжатых кулаках. Он мог видеть ложноножки у старой облупившейся скамейки, призрачные ветви, растущие из ближайшего ствола дерева, пустую оболочку, лишь притворяющуюся разумной, роющуюся в груде мусора за три квартала отсюда…
Ее, пожалуй, не лишне бы подманить. Он ведь Хозяин! Так пусть слушает безмолвный приказ и тащится сюда вместе с обнаруженным ею… чем бы оно ни было.
«Есть хочется», – всплыла в голове, словно чаинки со дна чашки, судорожная мысль. Кто бы ему еще напомнил, что оно такое – эти чаинки.
Другие Хозяева не нуждались ни в пище, ни в питье. Их кормил Свет, обитающий в них, или живые слуги, приходящие из ниоткуда – границы мира, как он называл ее, – и остающиеся навсегда. Он помнил, что граница – это стена, но воочию наблюдать ее пока не решался. Он ведь только-только рождался, и Свет еще не принял его. Вот станет Хозяином окончательно и пойдет хоть к самой границе, хоть в центр мира – на башню, горящую в ночи чем-то алым на самом верху.
«Надо ждать и искать пищу, – подумал он. – Надо выжить: не попасться примитивным и жадным, держаться дальше от разумных, не приближаться к домам выше скал…» Теперь проще – все проще. Ведь у него появился первый слуга.
Желудок скрутило от голода. На краткий миг окружающие предметы потеряли очертания, и к горлу подкатила дурнота. Пришлось снова прикрыть глаза и дать себе кратковременный отдых. Зато оболочка подчинилась и целеустремленно направилась в нужном ему направлении, таща что-то с собой.
«За ней следил минотавр – если не вмешаться, нападет, – понял он. – Впрочем, не страшно. Пусть огромное хищное существо пока слишком сложно устроено для подчинения, но заставить его отступить вполне по силам… если бы еще не тряслись руки и не подгибались ноги».
Нечто странное ворвалось в упорядоченное течение мыслей. Оно выглядело серебряной спиралью с синими звездами, устремленными ввысь. Воздух колыхался вокруг него иссиня-черной вуалью – красиво и притягательно. Притяжению почти невозможно было противиться: хотелось подойти ближе, прикоснуться или хотя бы погреться в отблесках сияния.
Шаг. Другой. Реальность стала четче, наложилась на внутренний взор. Осталось лишь затаить дыхание и разочарованно взирать на того, кого следовало называть слугой: самого обычного с виду, разве что высокого и худого. Впрочем, такими были все слуги, иначе их никто не приманивал бы, не захватывал и не делал счастливыми за мизерную помощь, которая вряд ли в тягость большим существам.
Этот слуга мало чем отличался бы от оболочки или остальных, похожих на него, если б не эта спираль. У оболочек, при взгляде на них под правильным углом, внутри было пусто. Они отличались от стекла и камня только тем, что умели ходить. Обычные слуги устроены сложнее. Внутри них присутствовала целая смесь самых разных красок: ничего определенного, сотни тысяч оттенков. Для приманивания нужно лишь выбрать нить света, потянуть, пока не окрепнет, не затопит все нутро. Если удастся, слуга пойдет за тобой и, если понадобится, пожертвует существованием. Однако как подступить к тому, у кого внутри темный вихрь?
«Где моя еда?..» Он задохнулся от этой мысли, словно получил сильный удар в область живота. Прошло невероятно много мгновений, пока удалось сосредоточиться.
Оболочка шла, торопилась, наверное, умей она дышать, то пыхтела бы от рвения. Минотавр убрался. Путь свободен, а живая радуга над пещерой вряд ли способна причинить вред. Оболочки могут беспрепятственно проходить там, куда заказан путь даже Хозяевам.
От подобных мыслей стало легче, даже слабость ушла. Рождаться всегда тяжело: все, прошедшие через это, подтвердят. Наверное, если бы он отказался есть вообще и не пил чистую воду, нашедшуюся в одном из подвалов, уставленных едой, к которой более нельзя прикасаться, Свет давно принял его.
Слуга считал, будто, затаившись в небольшой пещерке, способен хоть кого-нибудь обмануть, – смешной. К нему уже подбирался тараканище – с одной стороны, и леший – с другой. Пожалуй, их удалось бы отозвать, если бы он захотел. Однако было гораздо любопытнее, чем окончится охота. Чем сильнее Хозяин, тем сообразительнее должен быть слуга. Слабаки не нужны никому.
«Есть… Как же хочется! Где эта оболочка, чтоб она пропала?! Пропала? Нет, идет, ногами шаркает», – от пронзительных мыслей сдавило голову, а внутренности сжались в комок. Тошнота подкатила к горлу.
«Способен ли желудок пожрать самого себя?» – подумал он. Кажется, вскорости это предстояло узнать.
На слугу напали. Вернее, попытались. Одновременно с двух сторон. Тьма колыхнулась и стала расти. Вспышка. Что-то ударило в лешего и… пришел ему конец. Не существовало больше лешего – даже оболочки не осталось. Еще – очередь вспышек, и нет тараканища. Слуга силен и он… тоже видел?
«Нет, быть того не может», – эта мысль, пришедшая в голову, привела за собой панику.
Слуга был слишком длинным, слишком… взрослым.
«Открыться?..» – когда он подумал об этом, вспышки еще плясали на внутренней стороне век, только превратились из ослепительно-светлых в матово-темные. Они, пожалуй, пугали. Но слуга ведь не будет… стрелять?.. Хозяева пленяют одним своим видом. Слуга не уйдет. Он подчинится… подчи…
– Вы-хо-ди! – Слуга говорил, но словно на каком-то чужом языке. Звуки никак не складывались в слова, а те – в нечто осознаваемое. Однако тело их как-то понимало и реагировало – так, как привыкло в прошлой жизни, стертой из памяти.
«А жаль, – подумал он. – Я хочу тебя слышать».
– Хо… чу… – вырвалось из него вместо желтой воды, давно уже заменившей рвоту.
Страх опалил, словно пламя. Почему? Он ведь давно ничего не боялся. Это раньше он трясся, теперь – Хозяин.
– Ну! – Слуга произносил угрожающе, но низкий голос звучал приятно, слегка вибрировал и шелковым мехом проходился по коже, щекоча горло. Спираль билась в такт, а сияние увеличивалось. Поднять руку и прикоснуться к ней хотелось по-прежнему.
Он сделал робкий, почти неосознанный шаг, внутри все оборвалось.
– Замер!
Встал. Да кто здесь на самом деле слуга и кто – Хозяин?! Слуга не должен издавать этих звуков, он обязан замереть и взирать в покорности и подчинении. Хозяин же не способен понимать… «речь»?.. Как же давно он не слышал человеческих слов… «слов»? «человеческих»?..
– Попробуешь снова – убью.
Длина фразы увеличилась… – «фразы»? – не одно слово, а три. Но он понял. Нужно не делать чего-то… «чего»?
Хозяин. Он – Хозяин. Значит, следует потянуться, не приближаясь. Погладить эту спираль. Так… Голод сбивал, не позволял сосредоточиться.
