– Логичный вывод, потому ты и сблизился с человеком, которого при иных обстоятельствах на дух к себе не подпустил бы.
Ворон усмехнулся.
– Вы уж меня совсем диктатором на доверии не считайте, – попросил он. – Вороны – не орлы и не ястребы, так высоко не летают. Я не только не ученый, даже рядом не стою, просто ходок по Зоне с парой козырей в рукаве.
– Сказал бы колод, было бы вернее.
Ворон пожал плечами.
– Так или иначе, сталкер, стоящий во главе Института Исследования Зоны, – бред сивой кобылы, – заявил он.
– Значит, сталкер, которого тащат на научные советы; сталкер, тет-а-тет беседующий с главой ИИЗ; сталкер, входящий в кабинет этого главы, распахивая дверь носком ботинка, – тебя не смущает? Как и сталкер, оказывающий влияние на ставленника гэбистов? А сталкер, занимающий определенную должность, – еще как?
– Я никогда не позволял себе подобных демаршей перед Василием Семеновичем, – заметил Ворон. – Нормы приличий для того и созданы, дабы их соблюдать.
– А серые кардиналы и отличаются тем, что стараются не выказывать истинной власти, Ворон.
– Прекрасно… – протянул он, морщась.
Сестринский задел его, расшевелил, и пусть подобное могло восприняться слабостью, скрывать этого не стоило. Вряд ли вообще возможно мимически или интонационно переиграть человека, живущего так давно. В поединке логических построений и теорий-гипотез у Ворона также не имелось шансов, но оставалась маленькая лазейка.
Гений, сидящий перед ним, знал невероятно много. Наверняка и сейчас нашлось бы немало людей, которые сочли бы его чуть ли не богом, не говоря уж о тех, кто существовал век назад. Сестринский изучил людей от и до, мог вывернуть наизнанку любого, вложить в головы нужные ему мысли и подтолкнуть в необходимом ему направлении. Идеальный манипулятор, теоретик, практик. Однако у любого правила всегда есть исключение. Из всякого лабиринта существует выход. А сила действия не всегда равна силе противодействия, что бы там ни утверждали физики.
Может быть, Ворон и ошибался на собственный счет: никакой он не исключительный и не уникальный, а марионетка Сестринского от и до, все его действия – лишь план, который он исполнял, сам того не ведая. Вот только люди действительно познают мир, пропуская его через себя. А значит, если Ворон верил в свою исключительность, она имела место быть.
– Прекрасно, – повторил он. – Я хотел продолжать работу, основанную именно на взаимовыгодном сотрудничестве, потому начал подбивать клинья к Нечаеву задолго до его назначения на пост. ЦАЯ с ее интригами мне неинтересна, но ИИЗ действительно многого добился в прошлом и неплохо зарекомендовал себя в настоящем. Мне было бы жаль терять подобный плацдарм, большое количество ресурсов и личное влияние. Я вовсе не собираюсь уходить из Москвы и через десять, двадцать, сорок лет… если доживу.
Сестринский фыркнул.
– В Зоне гробились многие, в том числе и действительно легендарные сталкеры и поумнее, и поудачливее меня, – заметил ему Ворон. – Хорошо, я готов согласиться с вашими доводами относительно серых кардиналов. Вот только я сильно просчитался: оказывая незначительную услугу будущему главе института, не предполагал его связь с вами. Я на полном ходу вступил в расставленные вами силки. Далее? Я готов признать себя идиотом. Только вряд ли мое признание что-либо изменит.
– А я не отказался бы от твоего общества, – признался Сестринский и добавил: – А также от помощи.
Ворон покачал головой.
– Мое общество, насколько понимаю, в вашем полном распоряжении, – ответил он. – Я здесь пленник, и не стоит тратить слова на разубеждение.
– Несколько капелек крови?
– Я буду не я, если вы их уже не взяли, – усмехнулся Ворон. – У подопытных крыс не спрашивают согласия.
– Некоторые люди не терпят, когда на них примеряют личины подопытных крыс, кроликов, пауканов и прочих животных, – заметил Сестринский. – За подобную примерку может нехило прилететь даже от рядовых граждан. Ты же можешь пересчитать мне все зубы и вырубить черенком от лопаты.
Ворон зажмурился. Надо же! Сестринский попытался пошутить.
– Однако от моего добровольного согласия состав крови не изменится, – напомнил он.
– Ошибаешься, мальчик. – Сестринский устало потер глаза. – Давно замечено: наблюдатель влияет на результат эксперимента.
– Да-да, конечно, – заметил Ворон. – Если долго подбрасывать монетку, то вероятность выпадения орла или решки будет стремиться к одной второй, однако если наблюдатель очень захочет, то орел станет выпадать чаще… ну или решка. Я сам люблю упоминать об этом. А знаете, как древние узнавали о дальних, недостижимых морях и океанах? Блеск и яркость луны меняются, когда она проходит над ними, – пробормотал он.
– К чему это?
Ворон повел плечом. В словесной баталии с мудрым гением могла увенчаться успехом тактика быстрых смен темы. Не факт, конечно, но попробовать стоило.
– Как-то не верится, будто смогу просто уйти, сказав «нет».
– Уйти не сможешь, – согласился Сестринский. – Я же знаю: стоит тебе выбраться из Москвы, как ты тотчас приведешь сюда группу спецназа, ученых и прочую «королевскую рать».
– Даже если пообещаю не делать этого?..
– Даже если.
– Вся королевская рать не может Шалтая, Шалтая-Болтая, Шалтая-Болтая собрать, – пробормотал он. – Значит, я все же пленник и крыса. В таком случае о чем мы говорим вообще?! – голос очень некстати дрогнул.
– Я не люблю драм, – заметил Сестринский, – а с тебя станется строить из себя героя женского романа. Образ темного властелина с тонкой и непонятой душой, находящегося в заточении, конечно, тебе невероятно к лицу, но я насмотрелся на него в свое время изрядно и не горю желанием повторять сей опыт, да и моей работе он лишь повредит. Ты, конечно, можешь не верить, но состав крови действительно меняется в зависимости от добровольности, целенаправленности, уверенности в правильности происходящего, внутренней свободы, в конце концов. «Рыцари» – не морщись, я тоже романтик, как и ты, так почему бы не назвать организацию так, как нравится и хочется? – смертны. Потеря Дима стала для меня ударом, он слишком давно был рядом.
– А его подопечный так и не влился в ваши ряды, – напомнил Ворон, – скорее, приткнулся к вражескому лагерю.
– Ты зря ерничаешь. К тому же я не считаю эмиоников врагами, как и иных мутантов или Зону вообще. Просто именно в Москве ее быть не должно. Образуйся она где-нибудь за Уралом, я изучал бы ее так же, как чернобыльскую, не пытаясь притеснить или уничтожить, но столица…
Ворон кивнул, искренне согласившись, только заметил:
– Тайга сама по себе еще та аномальная зона: места силы, скрюченные деревья, шаровые молнии, появляющиеся из камней и в них же втягивающиеся, альтернативные ветви жизни, летающие тарелочки, духи, не говоря уж о повышенной радиации, тунгусском метеорите и засекреченных полигонах. Только наших нехов там и не хватало.
