Давыдов обрадовался:
– Так ты уговори казачков… А я к гусарам да к уланам съезжу!
Уговорились все! Не прошло и пяти минут, как русские всадники, во главе с Денисом, взяв коней в шенкеля, неудержимой лавиною обрушились на французов:
– Ур-ра-а-а-а-а!!!!
Чувствуя волнение и какую-то ничем не объяснимую радость, Дэн поначалу не соображал ничего. В кого-то пальнул из пистолета… Выхватив саблю, разрубил чью-то мохнатую шапку, скрестил клинки с французским уланом, помчался дальше, неистовый, как древний бог войны… Какой там страх! Душа пела и рвалась убивать.
– Руби-и-и! Коли-и-и! Стреляй! Ура, братцы, ура-а-а-а!
Вражеский авангард почти мгновенно оказался порубанным, остальные фланкеры тотчас же кинулись прочь. Увлекая за собой всех, Давыдов бросился в погоню… Словно молодое вино, заиграла, прилила к вискам кровь!
– Стой, вашбродь! Стой! – истошно закричал урядник.
Денис обернулся, увидев, как из-за леса прямо на них летела целая лавина угрюмых всадников с развевающимися конскими хвостами на шлемах.
– Драгуны! Сколько ж их много, господи-и-и…
Драгуны мчались молча, без всяких криков, сплошной угрожающей лавою. Вот уже сверкнули палаши, почему-то показавшиеся Давыдову неестественно длинными и прямыми…
Русская легкая конница бросилась врассыпную, понимая, что только так и можно сейчас уцелеть, слишком уж неравны силы. Спаслись не все, кое-кого драгуны все ж таки достали, перемолов от души, как мясорубка перемалывает на котлеты нежное куриное мясо…
Денис тоже спасался – что он, дурнее всех? Броситься одному против целого батальона или роты, уж никак не меньше – это не храбрость, это дурость. Дурость и самоубийство, хоть и по принципу – на миру и смерть красна. Впрочем, никакого такого мира не было. Вообще никакого не было вокруг! Свернув в лес, Давыдов заметил это не сразу, а, когда заметил, тут же придержал коня, удивляясь наступившей вдруг тишине, казавшейся какой-то неестественной, мертвой. Все вокруг застыло, словно бы в ужасе, ни одна ворона не каркала, ни одна…
Лошадь вдруг захрипела, затрясла гривой и встала, повернув голову и жалобно косясь на хозяина. Что-то впереди, что-то неведомое, напугало ее так, что бедная кобылка принялась нервно перебирать копытами по снегу.
– Ну, ну, тихо, ма шер, – Денис тихонько похлопал лошадку по шее… и замер!
Прямо на него, из зарослей папоротника и облетевшей ольхи, смотрели лютые синие глаза! Глаза огромного белого волка… или волчицы.
– Чур меня, чур! – мгновенно вспомнив легенды об оборотнях, гусар наскоро перекрестился и выхватил саблю – перезарядить хотя бы один пистолет он просто бы не успел. Зверь – или кто он там был – зарычал, осклабился… и вдруг, задрав морду кверху, завыл! Завыл жутко, до дрожи, до пробегавших по коже мурашек… словно бы звал кого-то… И в самом деле – звал. На зов немедленно явились волки – один, второй, третий… десятый… Ну, одного-двух можно и зарубить саблей… Остальные же набросятся разом, сомнут, вопьются в горло коню… и всаднику. Останутся лишь рожки да ножки, никакая сабля не поможет, никакая храбрость!
– Ну, Мари, девочка, выручай…
Быстро повернув лошадь, Давыдов галопом помчал прочь, чувствуя, как кинулись позади волки. Они не выли, нет, и даже не рычали, лишь клацали зубами – и от этого становилось еще страшней. Впрочем, гусар не поддавался панике. Доверившись лошади, гусар то и дело поглядывал назад, в любой момент готовый пустить в ход саблю…
Не понадобилось. Едва только всадник выскочил на опушку, как тотчас же раздались выстрелы. Упал, орошая снег кровью, один волк, заскулил, завертелся второй, за ним – третий…
Драгуны! Хрен редьки не слаще… Хотя нет, не драгуны: ни конских хвостов, ни шлемов. Обычные кивера, темно-зеленые мундиры, короткие сабли… Конные егеря! И не так-то их много – всего-то полдюжины… вполне хватит, чтобы справиться с одним русским гусаром. Вполне…
От неожиданности замешкались и егеря, и Давыдов. Да еще волки… правда, последние как-то быстро ретировались, да и штабс-ротмистр быстро пришел в себя и, дав шпоры Мари, вихрем помчался прочь. Все равно куда, лишь бы не попасть в плен, лишь бы подальше…
Вслед раздались выстрелы. Пули просвистели над самой головою Дениса и, похоже, ранили лошадь. Мари как-то дернулась и тяжело задышала. Это было плохо, очень плохо – вражеские егеря уже мчались следом, обхватывая добычу в клещи. Легкая добыча, да – одна лишь сабля. Против шести. Да еще Мари скакала из последних сил…
– Ну, голубушка, ну! Пожалуйста… Силь тю пле… силь тю пле…
А враг настигал, становился все ближе, и вот уже здоровущий егерь ухватил Давыдова за шинель, небрежно наброшенную на плечи. Не было такой моды у гусар застегивать на все пуговицы – не будет видно доломана, всей разухабистой гусарской красы! Это и спасло Дениса – в руках егеря осталась лишь она шинель, Давыдов же лишь прибавил ходу… Насколько уж мог, вернее, насколько могла Мари…
А смогла она, увы, немного – забежала в какое-то болотце да рухнула, испустив дух. Отплевываясь от холодной тины, Дэн поднялся на ноги и, грозно сверкая глазами, взмахнул саблей – а ну, подходи, кому жизнь не мила!
Тот самый здоровущий егерь, что едва не вырвал Дениса из седла, зловеще вскинул к небу палаш… и вдруг повернул в сторону, заворачивая лошадь обратно. Тут же откуда-то сзади послышалась стрельба, рванул на весь лес знакомый казачий посвист.
– Казаки, братушки! – еще не веря, обрадованно закричал Денис. – Свои…
И впрямь оказались свои. Все тот же урядник.
– Ох ты, вашбродь! И как же тебя угораздило-то?
* * *
– Так это ты там геройствовал? Ты столько шуму наделал? – Петр Иванович Багратион покачал головой и ухмыльнулся. Постоял, поглаживая подбородок и поглядывая на опустившего голову Дениса. Впрочем, хмурое и строгое лицо генерала почти сразу же озарилось вдруг совершенно детской улыбкой.
– А ты, Денис Васильевич, хват! – князь похлопал гусара по плечу. – Хват, ей-богу, хват! И как тебе только в голову это пришло? Атака твоя дурная пришлась нам как нельзя кстати! Французы-то чуть было не перебили наших егерей, окружили уже… Тут и началась твоя пальба! Я и сам удивился, тем паче – французы. Они-то, верно, решили, будто я весь свой авангард в бой бросил, да, спешно егерей оставив, перебросили силы. А егеря все из окружения вышли, ни одного человечка не потеряли. Благодаря тебе, Денис! Так что вскоре будешь представлен к награде – жди, заслужил. Пока же… Вот тебе от меня…
С этим словами генерал снял висевшую на стене походную свою бурку, пропахшую порохом и дымом костров. Ухмыльнулся, протянул Денису:
– Носи, гусар! Ты ее, брат, достоин. И помни, бурка-то моя – заговоренная.
Между тем обстановка на фронте оставалась сложной. Снабженцы, пользуясь покровительством главнокомандующего, воровали, бессовестно наживаясь на истекающей кровью русской армии, да и были-то интенданты в большинстве своем немцы. Наполеон же, начиная с конца января тысяча восемьсот седьмого года, направил все свои усилия, чтобы, перерезав снабжение русских войск, оттеснить их к Кенигсбергу, прижав к заливу. Беннигсен, отдавая тупые и непонятные большинству ратников приказы, казалось, сам шел в расставленную для него ловушку. В армии начался ропот, и главнокомандующий неожиданно для всех вдруг решился дать генеральное сражение при Прейсиш-Эйлау, небольшом прусском городке, основанном еще рыцарями Тевтонского ордена и с тех пор обросшем разного рода легендами и совершенно невероятными побасенками.
