* * *
Невдалеке от захваченного французами города горели разложенные в редколесье костры, возле которых, пользуясь короткой передышкой, собрались русские воины во главе с сами князем Багратионом, вовсе не брезгующим солдатским бытом. Солдатики – егеря – варили пшенную кашу, угостили и генерала, и адъютантов его – Офросимова, Грабовского и, конечно, Давыдова, слава о недавнем подвиге коего уже достигла многих ушей.
Оранжевые сполохи костра отражались на мрачном лице князя, на эфесах саблей и штыках, на золоченых эполетах адъютантов – единственном украшении походных шинелей и плащей. Невдалеке, у реки, слышна была артиллерийская канонада. Гул орудий то затихал, то снова возобновлялся, волнами прокатываясь над лесом и отзываясь гулким звоном в ушах.
После вынужденного оставления Прейсиш-Эйлау Денис, как и все, не спал уже третьи стуки, но сейчас все же не решился прикорнуть, как поступили многие. В любой момент трубы могли сыграть наступление, да и сам генерал не спал. Просто сидел на поваленном стволе ели, ел кашу да вполуха слушал россказни маркитанта – смешного косматого старика из местных немцев, чем-то похожего на добродушного лешего. Старик знал русский, плоховато, но знал. Как и многие маркитанты, тащившиеся за войском со своим поредевшим обозом. Нехитрый товар, водка, доступные двадцатилетние женщины с морщинистыми лицами старух.
– И вот, когда у этой крестьянки – звали ее Анна – умер свекор, она вдруг заподозрила, что он может вернуться и забрать ее с собой, – поглаживая торчащие из-под шапки космы, негромко рассказывал старик. Все подремывали, и ему почти никто не внимал, даже Денис – и тот уже клевал носом, генерал же был погружен в свои собственные мысли.
– С чего уж она так решила – не ясно, но, видать, были к тому какие-то основания. Говорят, ее свекор при жизни якшался с волками…
Вот тут Давыдов насторожился!
– …к слову сказать, не с обычными волками, а с оборотнями, – откашлявшись, продолжал маркитант. – Анна и подбила мужа раскопать могилу да отрезать мертвецу голову. Надо вам знать, господа мои, в отрезанной голове еще была «гниющая кровь». Вот ее-то женщина и подмешала в питье мужу да сыну, а также «одолжила» двум-трем соседкам, которые прониклись ее опасениями. Все они умерли в страшных муках.
– А волки? – переспросил Денис. – Ты, кажется, про волков говорил. Ну, про этих… оборотней…
– А, про оборотней! – рассказчик оживился, светлые, глубоко посаженные глаза его заблестели. – С давних времен каждое новолуние в полночь на дороге, ведущей от замка Кройцбург, показывается процессия из четырех повозок, запряженных четверками лошадей. В первых двух – двенадцать монахинь – в орденском платье с крестами и четками в руках, но без голов. Кучерами у них – белые ягнята. Следом две повозки с двенадцатью безголовыми рыцарями. Вместо кучеров – черные отвратительные козлы.
– Козлы! – устало усмехнулся гусар. – А я тебя про волков спрашивал.
Старик покивал:
– Будет и про волков. Так вот… Вся эта процессия въезжала в город, потом – на площадь, трижды объезжала ее по кругу и исчезала в воротах ратуши. Из ратуши-то потом доносились взрывы грубого хохота, разухабистая музыка и визгливое женское пение. Потом монахини и рыцари вновь выезжали на площадь, но в этот раз в обратном порядке. На огромных, закованных в латы плечах рыцарей покоились женские головы, а на монахинях были шлемы с закрытыми забралами. Трижды объехав площадь, они удалялись по Замковой дороге. И происходит это из века в век…
– И где ж тут волки? – удивленно переспросил Давыдов.
– Волки? – маркитант удивленно дернулся. – Какие волки? Ах, волки… Были волки! В последние десять лет в этой вот процессии с безголовыми рыцарями и появлялись! Вместо лошадей.
– Что же, так вот кареты и тащили?
– Так и тащили, – уверил старик. – Огромные волки были. Свирепые. И во главе их – белая волчица.
– С синими глазами?! – снова вздрогнул Денис.
– Да. Именно так. С синими. И откуда те волки взялись – всяк по-разному говорит…
Дальше маркитант рассказать не успел – прискакал адъютант главнокомандующего, что-то доложил Багратиону, и князь приказал трубить поход. Смертельно усталые люди встряхнулись, прогоняя остатки дремы, построились и вновь зашагали по колено в снегу, пока не вышли из леса на берег неширокой реки. Там в сопровождении свиты уже ждал Беннигсен.
Кривя тонкие злые губы, командующий едва ли не упрекнул Багратиона в трусости, приказав вновь взять только что оставленный город. Приказал и тут же уехал – были еще заботы, не только Багратион.
Петр Иванович, с землисто-серым от незаслуженной обиды лицом, спешился и, встав во главе колонны гренадер и егерей, выхватил из ножен шпагу.
– В штыки, братцы, – глухо сказал князь. – В штыки…
Адъютанты, в том числе и Денис, тоже оставили лошадей, двигаясь пешим порядком вместе со своим прославленным генералом. Колонна шла молча и грозно, без выстрелов, без криков «ура» и задорной барабанной дроби. Тяжелой поступью русские воины месили грязный прусский снег. Впереди в зыбкой туманной дымке корявился изломами улиц город, Прейсиш-Эйлау, где были еще утром, и вот опять…
Их заметили. С прикрывающих город редутов французы открыли ураганный огонь. Пули, шрапнель, разрывающиеся в воздухе ядра – все слилось в одну сумасшедшую пляску смерти. В других концах города, на флангах, тоже слышалась канонада – то палили и французские, и русские пушки… а вот где-то в отдалении закричали «ура»…
Егеря и гренадеры Багратиона все так же шли молча. Впереди – главнокомандующий с адъютантами… Пока Бог миловал – шли. Странно, но Дэн совсем не чувствовал страха, как не было и задорного куража. Просто все шагали молча, шли на смерть, выполняя свою воинскую работу – ремесло смерти. Шли. И это было главное.
Приказав не стрелять, князь не тратил времени на перезаряжание ружей, и это многих спасло. Время! Казалось, оно тянулось медленно-медленно, разрываемое на куски французскими пулями и шрапнелью. Уже многие полегли… но если бы задержались – полегло бы еще больше. А так – шли, мерно печатая шаг и посматривая на врага с непоколебимой хмурой уверенностью – уверенностью в скорой победе!
Вокруг творилось нечто! Сам ад спустился на землю, точнее сказать – поднялся из разверзшихся вдруг глубин. Запах неотвратимой смерти витал над солдатами обеих сторон, делая их безразличными к боли. Рев пролетающих ядер, мерзкий визг шрапнели, залпы французских плутонгов – все это не имело никакого влияния на гренадеров и егерей. Грозная русская сила шагала, стиснув зубы и неумолимо приближаясь к неприятелю, страшная в своем молчании и угрюмом мерцании глаз.
Враг уже был совсем рядом – вот!
– В атаку! – оглянувшись, взмахнул шпагою генерал.
Он больше ничего не сказал, да и не нужно было: воины ударили в штыки с такой неистовой и неудержимой силой, что враг не выдержал, дрогнул… побежал…
Денис не помнил, как махал саблей, кого ранил, кого убил… да не важно было – кого. Окровавленный клинок гусара словно бы действовал сам – рубил, колол, отбивался…
