Конюх согнал Большого Пьера с мешка с сеном и прислонил этот мешок к столбу. Затем опять вернулся в центр сарая.
Взмах! В дерюжном боку упитанного куля лопнула дыра, из которой полезло сено.
Еще взмах! Еще дыра. Под ударами кнута, мешок на глазах разлетелся в клочья, раскидав ошметки сена вокруг столба.
– Вот так! – чуть надменно сказал Ришар.
– Вроде простая штуковина – веревка на палке… А не хуже меча мешок разодрала! – уважительно сказала Жаккетта – А почему так получается?
Конюх взъерошил затылок пятерней и пожал плечами.
– А кто его знает? Только с веревки толку не будет. Видишь, как кнут плетен? У кнутовища толстый, а к концу совсем сходит, ровно хвост у морковки. Сдается мне, когда махнешь кнутовищем, вся сила на конец хвоста, навроде как, стекает, и там уже бьет во все стороны. Сама сейчас попробуй.
Жаккетта слезла с телеги, сняла приглянувшийся ей бич с красивой резной рукоятью и, подражая Ришару, взмахнула им.
Но бич, вместо того, чтобы красиво щелкнуть, почему–то змеей обвился вокруг ее ног, спутав их не хуже аркана.
Жаккетта сердито его распутала, взмахнула еще раз… Но простой, с виду, предмет оказался на деле хитрым и коварным. И слушаться не хотел.
– Не–е, этот плохой, испорченный какой–то! – с досадой сказал она.
Ришар очень ловко примостился около Аньес и что–то ей нашептывал.
– Это рука у тебя непутевая! Пока… – отозвался он и, спрыгнув с телеги, взял неправильный кнут.
Тот взорвался щелчками, полностью послушный Ришару.
– На! – вложил он рукоятку в руку Жаккетту. – Смотри лучше: вот так держишь, взмах легкий. Руку, как деревяшку, не зажимай. Пробуй!
Под его строгим надзором кнут, постепенно, стал подчинятся Жаккетте и скоро она защелкала. как заправский пастух.
– Будешь пока этим руку набивать, а на днях я тебе подходящий хлыст сплету! – конюх опять подсел к Аньес.
Большой Пьер тоже решил поиграть бичом, и они с Жаккеттой по очереди безуспешно пытались сбить с гвоздя капюшон под тихое воркование Аньес и Ришара.
ГЛАВА V
К концу недели Жанна, вконец объевшаяся холодной уткой с апельсинами и вишней (которую ей регулярно подавали), и не в силах больше видеть мрачные лица прислуги, все–таки наняла кухарку, посудомойку и горничную.
Сначала, распрощавшись с горшками и кастрюлями, камеристки облегченно вздохнули, то тут обнаружилось новое неудобство. Бретонская кухарка готовила пищу на свой манер, и привыкшим к большим количествам чеснока аквитанцам ее стряпня казалась безнадежно пресной и невкусной.
Поэтому, когда уж становилось совсем невмоготу, Аньес с Жаккеттой спускались на кухню и под косым взглядом кухарки Филлиппы (вот уж людям делать–то нечего!) готовили такое родное, такое вкусное «гасконское масло»
На знакомый чудесный аромат, как по волшебству, изо всех углов и закоулков отеля сползались страждущие этой амброзии.
В очередной раз, когда теплая компания, истосковавшаяся по родной пище, млея от удовольствия, уминала бобы с масляным чесночным соусом (под аккомпанемент неодобрительного гремения сковородками кухарки и посудомойки), на кухню разъяренной гарпией ворвалась только что вернувшаяся из замка Жанна.
– Так!.. – зловеще процедила она, стоя на пороге, – А я–то все думаю, почему это, как к нашему отелю подъезжаешь, чесноком аж на улице разит! Впредь, чтобы ни от кого… Слышите?!! Ни от кого даже намека на вонь чеснока не было!!! А не то я вам всем покажу!!! Жаккетта, Аньес! Быстро наверх! И рты, сначала, прополощите!!!
Наградив напоследок всех убийственным взглядом, Жанна, подобрав подол, круто развернулась и исчезла.
Аньес с Жаккеттой недоуменно переглянулись и пожали плечами.
– Ну все, теперь всю жизнь преснятиной питаться будем… – вздохнула Жаккетта. – Ты уж извини, Филлиппа, просто мы в Гиени по–другому готовим.
Она отчаянно боролась с искушением насухо вылизать миску, зная, что с таким грозным приказом это последнее в ближайшее время гасконское масло.
Не в силах удержаться от соблазна, Жаккетта нашла компромисс, показавшийся ей более благородным, чем облизывание посуды. Она принялась водить пальцем по стенкам миски, собирая остатки соуса и слизывать соус уже с пальца.
Над столом нависло похоронное молчание.
Кто растягивал последние ложки бобов, кто, отставив пустую посуду, просто смотрел в столешницу, вспоминая гостеприимную кухню замка Монпеза¢, где тетушка Франсуаза так щедро добавляла всем желающим дивные чесночные соусы и подливки…
– Последнюю радость в жизни отняли! – сплюнул Большой Пьер. – Пойти, что ли, вечерком в «Жирную хавронью» сидру дернуть!
* * *
– Вы обленились вконец! С сегодняшнего дня будете сопровождать меня в герцогский замок, а то я больше похожа на бедную бюргерскую дочку, чем на девицу знатной фамилии! – объявила камеристкам Жанна.
Она пристально изучало свое лицо в ручное зеркальце, словно видела его в первый раз.
– Сегодня вечером бал и я должна быть на нем самой привлекательной!
– А что случилось, госпожа Жанна? – робко спросила Аньес.
Такой близкой подруги, как Рене, в Бретани у Жанны пока не появилось, поэтому она поделилась захватывающей новостью с камеристками.
– Кажется, я нашла мужчину, достойного быть моим супругом!
– Он молодой, знатный и красивый? – Аньес перенесла достоинства Жанны на неведомого жениха.
– Конечно нет, глупая! – рассмеялась Жанна. – Он очень знатный, старый и богатый. Второе качество в нем особенно ценно. Это герцог де Барруа, сегодня он приехал с послом Максимилиана Австрийского. Максимилиан тоже, в числе прочих, сватается к Анне Бретонской. А его дочь должна стать женой Карла VIII. Герцогство же Барруа находится в Лотарингии. Кстати, деревушка, в которой провела детство Орлеанская Дева, как раз находится на землях герцогства. Интересно, зачем я все это вам рассказываю? В общем, я должна быть настолько привлекательной, чтобы у герцога сердце в груди заскакало галопом. Аньес, приготовь темно–синее платье! Ну то, шитое золотом… Подбери к нему пояс и украшения! Жаккетта, завьешь меня волнами! и шевелитесь, времени мало!
Аньес кинулась в гардеробную, Жаккетта – к сундуку с куаферскими принадлежностями. Вынув оттуда кожаный футляр, Жаккетта достала из него U–образные загогулины, напоминающие громадные, толстые шпильки. Эти устрашающие предметы, навевающие мысль о пыточном подвале, были всего лишь приспособлениями для создания волнистых локонов.
Пока Жаккетта накручивала на загогулины влажные пряди волос госпожи, Жанна (продолжая рассматривать свое лицо) рассуждала вслух:
– Сегодня я буду с ним танцевать… Жаккетта! Сделаешь мне брови потоньше – опять как беличьи хвосты стали! Завтра, после официального приема, будет большая охота… С лошади, что ли, упасть… Да нет, не пойдет. Сразу набежит такая толпа спасителей, что герцог, бедняжка, и не пробьется сквозь этот заслон! Жаккетта! Будешь сидеть наготове в охотничьем домике – вдруг охота затянется и придется там ночевать! Говорят, сегодня должен подъехать сам принц Орлеанский… И цвет лица какой–то серый… Принц, утверждают некоторые дамы, такой любвеобильный кавалер, мимо новенькой юбки нипочем не пройдет… Черт! Если бы не замужество… Ай! Жаккетта!!! Поосторожней, корова ты этакая! Кстати… (Жаккетта насторожилась). Что за имя у тебя дурацкое?
