– Сморчок приходил и стучался уже раз десять с тех пор, как я вернулся, – сообщил Радужник. – Звякал своей связкой ключей, и я подумал, что он собрался без спросу войти. Вот и заговорил с ним через дверь, притворяясь, что это ты, воспользовался расхожим извинением, мол, одеваюсь. Он рассказал мне, что сегодня утром ему позвонил секретарь Сифорта.
– Чёрт, – ругнулся Мох, предвидя худшее. – Он возвращается?
– Пока нет, но уже в пути. Очевидно, он спросил о тебе. Хотел узнать, всё ли ты ещё здесь. Не будешь ли ты здесь, а здесь ли ты по-прежнему. Сморчок едва скрывал свою радость.
– Кто-то ему стукнул. – Первой мыслью Моха было, что Сифорта предостерёг Шторм, но это как-то не складывалось. Шторм выиграл бы больше, ведя игру неспешно. Агнец? Подход казался чересчур окольным.
– Тогда, возможно, в пути он вместе с полицией, – сказал Радужник.
Мох отрицательно повёл головой.
– Не думаю. Если он что-то заподозрит, то захочет разобраться со мной лично. Мне представляется, тут есть кое-что такое, что ему хотелось бы скрыть от постороннего взгляда.
– Может быть. Секретарь просил Сморчка убедиться, что ты окажешься здесь, когда приедет Сифорт.
– Лады, отправляемся. Нас тут уже и след остынет, когда он доберётся до дома.
Радужник натянул капюшон на голову.
– Я вызвал такси. Оно ждёт во дворе за домом. Я попросил водителя вызвать по радио ещё одну машину – для тебя – и отправил её к входным дверям. За сим я ухожу. – Он вручил Моху листок бумаги. – Отправляйся в дом корабельного плотника. Я увижусь с тобой завтра в десять часов вечера на Полотняном Дворе.
– Погоди, а Имоджин?
– В другой комнате, – ответил Радужник. – Ждёт. Я ей не рассказывал, но она, должно быть, подозревает, что тут что-то происходит.
Мох считал, что его друг как личность проявил к нему больше человечности, чем любое из человеческих существ когда бы то ни было, даже в своих критических оценках. Радужник оставался верен, и даже сейчас, когда Мох подверг его громадному риску. Пришелец по виду, грозный настолько, насколько Мох только мог себе представить, с головы до пят одетый в чёрное, в окружении смертоносных оцелусов. Он ждал возвращения Моха и даже чемодан его собрал, невзирая на приближающуюся опасность. Резко развернувшись, Мох направился в спальню, бросая на ходу:
– Имоджин я беру с собой.
– Нелегко было добудиться: у неё всё ещё горячка, и она разговаривает во сне. Когда она проснулась и увидела меня, то принялась руками махать, отбиваться. Пришлось дать ей успокоительное. В конце концов она успокоилась и уснула. Я не мог нести её в таком виде, когда Сморчок так и шныряет вокруг.
Мох повернул ручку двери и вошёл в спальню. Имоджин сидела возле камина, глядя на язычки угольного пламени. Глаза у неё запали, кожа была бледной и скользкой от пота.
– Вам холодно, – сказал он. – Вы уж извините за это. Радужник не воспринимает холод так, как мы. Если честно, от этого иногда даже зло берёт. Вам всё ещё не по себе? – Имоджин отрицательно повела головой.
Не желая вызвать у неё раздражение своими возражениями, он присел возле решётки, мешая горящие угли. Искры рванули вверх, а по стене, клубясь, пополз дым.
– Тут я не спец. – И Мох вновь обратился к Имоджин. Её била дрожь.
– Я вам не всё рассказала, – зашептала она. – Взгляните. – Она подняла блузку, и стала видна царапина, линия содранной кожи, шедшая наискосок через живот.
– Что случилось?
– Не что, а кто. Её зовут Элизабет, – сдержанно сообщила Имоджин. – Девочка, которая никогда не взрослеет. Ездит верхом на собаке. Она – ведьма. – Имоджин украдкой глянула на Моха. – Заявляет, что походный сундук принадлежит ей, и она одержима тем, чтобы вернуть его. Поцарапала меня ещё до того, как я к вам наведалась. Пристала ко мне на рынке. Я убежала, но прежде она вот это мне устроила. Думаю, от этого-то мне и нездоровится. – Она прикрыла рану.
– Так почему было и не отдать ей его тогда же?
– Именно потому, что ей так этого хотелось. Она – зло, Мох. Вы глаз её не видели. Они ужасны, так и пронзают. В её взгляде какое-то жуткое желание. Не могу в точности передать, что её взгляд заставляет меня чувствовать, только всё во мне восстает против того, чтобы поддаться её похотливой страсти к сундуку. Я разом поняла, что с познаниями, которые есть в тех книгах, она станет способна на великое зло. Я бы сама с собой ужиться не смогла, если б подчинилась её воле.
– Я собираюсь помочь вам. Вы идти можете? Мы должны уходить.
– Почему, что происходит? – спросила она.
Мох сделал глубокий вдох. Имоджин явно бредила. Возня послышалась из соседней комнаты, где чемодан Моха потащили по полу. Потом последовал глухой удар. Грубый голос (как Мох догадывался, он принадлежал таксисту) торговался по поводу оплаты.
– Через пару минут они уедут. А потом надо будет уходить и нам.
– Ответьте на мой вопрос.
– Так сразу не смогу. Времени нет. – Раз за разом раздававшиеся глухие удары подтверждали его слова. – Двигаться можете?
– Не знаю. У меня сильная слабость.
Мох принёс сапоги и сумел натянуть их ей на ноги. Он неё исходил жар, от которого Моху хотелось зарыться лицом ей в живот.
Имоджин смежила веки.
– Ой, мне и вправду нехорошо.
– Давайте я помогу вам. – Мох поднял её руки с колен и рывком поднял Имоджин на ноги. Она стояла, качаясь из стороны в сторону.
– Мне так холодно. Она опять отыщет меня. Я чувствую, что она близко. Я просто не думаю, что снова смогу бегать. У меня сил нет.
– Мы отвезём вас скоро туда, где тепло. – Мох мысленно возвращался к временам, когда увидел Имоджин впервые: бесшабашной и быстрой в залах музея, смертельно опасной и злобной в штольне. Мысль, что кто-то сумел изменить её так быстро, заставила его застыть, а потом разозлиться, стоило ему ощутить завистливое любование теми былыми свойствами.
– Мох, я не ребёнок, – прошептала она.
– Нет, – отозвался он, – не ребёнок.
Нужно было, чтобы она как-то пришла в движение. Сейчас, когда Сифорт уже в пути, он не мог позволить себе расчувствоваться. Нужно дать ей какой-то стимул.
– Мы едем в другой дом, – сказал он. – На другом конце города, вдали от суеты. Агнец или эта ваша Элизабет об этом не будут знать. Мы пропадём из виду, но у нас с вами всего несколько минут. Пойдёмте, там внизу такси. – Мох выбросил из головы образ девочки и пса, ухватив руку Имоджин грубее, чем собирался. Вывел её из комнаты. Радужника, чемодана и сундука уже не было.
– В чём дело, Мох? К вам ещё и беды тоже, как болячки, пристают? – выговорила Имоджин дразнящим, но едва слышным голосом.
– Идите не останавливаясь, – твердил Мох.
