– Вам лучше зайти, – пригласила она.
Полчаса сидели они за шатким столом, вдыхая запах газа и прогорклого растительного масла. Столешница была усыпана крошками и придвинута к стене крохотной кухни. Мох пил чай, отдававший средством для мытья посуды, а женщина лила слёзы, прижимая к горлу отвороты тоненького жакета. Попугай Оливера сидел в свисавшей с потолка клетке, выискивая сор у себя в корме, и время от времени вскрикивал.
– Спасибо вам, – выговорила женщина. – Он не был так плох, как вам могло показаться.
Позже, в сумерках, Мох вернулся к пекарне «Чёрная крыса». Она маячила, изломанная тенями, которые воспринимались неявным подтверждением присутствия Агнца. Приближаясь, Мох держался узких прожилок темноты. У него не было никакого желания вновь попасть в угольный подвал. Пробираясь по лужам, отражавшим полированную сталь неба, он, путая следы, бочком шмыгнул в стоявшее рядом административное здание, которое в нескольких этажах над землёй соединял с пекарней пешеходный мост.
Пожарная лестница привела на третий этаж, где ржавый висячий замок не смог противиться шилу. Внутри он пробирался пыльными кабинетами, то различая что-то, а то и ощупью, и вскоре вышел на главную лестницу. Он поднялся, ступая по краям, где доски меньше всего могли бы заскрипеть, и держась рукой за перила. Наверху лестницы он оказался в лабиринте кабинетов, заваленных гниющей бумагой, перевернутой мебелью и засохшим чёрным калом.
Мох отыскивал выход на мост. Он не зажигал света, который выставил бы его как на ладони. Вместо этого он уповал на внутреннюю логику здания и любую выявленную им подсказку. Движение воздуха привело его в последний из нескольких смежных кабинетов. Вход на мост находился за стенкой из сплющенных лотков с написанным от руки требованием не входить. Мох взялся за ближайший лоток и отодвинул его в сторону. Десять минут работы в поте лица – и расчищено отверстие достаточно широкое, чтобы он мог протиснуться. На другой стороне (одной пуговицей на бушлате корабельного плотника стало меньше) перед ним предстал пешеходный мост.
Мост, образчик состояния далеко зашедшей запущенности, тянулся почти на тридцать футов
[15]. Первым побуждением Моха было пересмотреть свой план, однако мысль подобраться к Агнцу через подвал показалась ему неудачной, чем-то легко ожидаемым. В лунном свете настил моста зиял дырой. По краям её дерево раскрошилось и просело. Мох подумал, уж не было ли причиной закрытия моста то, что кто-то провалился сквозь него? Более тщательный осмотр выявил, что прогнила вся конструкция. Битое стекло покрывало доски настила. Несчётные летучие мыши обосновались на потолке над холмиками наслоений гуано. Моху предстояло перепрыгнуть дыру с солидным запасом – при том, что качества его как атлета вызывали сомнения.
Он убрал ещё несколько лотков, расширив проход. Отойдя назад в кабинет, он тронул револьвер в кармане и положил палец на предохранитель. Ступенчатое шило беспокоило больше, и Мох перебросил его на другую сторону моста. Осмотрел болевшую голень и старался не рисовать в своем воображении, как его ноги проваливаются сквозь доски.
Не обращая внимания на висевших вниз головой летучих мышей, он сделал глубокий вдох и рванул вперёд; доски прогнулись под ногами. Он прыгнул, вызвав панику среди мышей. Они заметались вокруг него, устремившись к дыре в настиле. Мох прогнулся в воздухе и ужасно приземлился: летя вперёд, он врезался ладонями в доски. Лежал, с трудом переводя дух, пока летучие мыши беспорядочно метались над ним. В конце концов они улетели или угомонились. Он сел, оценивая повреждения. Руки кровоточили от десятков порезов и проколов. По всей левой руке тянулась ссадина. Под повязкой намокала голень. На бушлате стало ещё пуговицей меньше. Он не мог не радоваться, стоя и отряхивая гуано с одежды и волос. Мох поднял шило. Путь в пекарню был для него открыт.
Верхние этажи оказались пусты. Он осторожно спустился ниже, постоянно останавливаясь и вслушиваясь. Минут десять обыскивал помещения, пока, заслышав ритмические удары, не вышел в конце длинного коридора на Эндрю. Мальчишка, стоя на коленях и расставив ноги в стороны, всё своё внимание уделял резиновому мячу. Тот отскакивал от пола, ударялся о противоположную стену и, пролетев по дуге, оказывался точно в ждущих мальчишеских руках.
– Эндрю, – тихонько позвал Мох. Мальчик поднял взгляд, узнавая Моха, и его глаза округлились. Он встал и пошёл в другую сторону. В конце коридора глянул через плечо, прежде чем скрыться за углом.
– Эндрю, подожди, – произнёс Мох. Мёртвый воздух впитал его слова. Он дошёл до места, где он играл. Цепочка следов пролегала в пыли, а мяч катался вдоль кромки пола и стены. Мох вытащил из кармана револьвер – неуклюже от волнения – и спустил предохранитель. Агнец должен был быть неподалёку.
Заходя за угол, Мох увидел распахнутую дверь и услышал затихающие шаги мальчика, вжался в стену. Глупо было бы ошибиться, ринувшись вперёд. Вел ли Эндрю его к Агнцу или в ловушку? Мох затаил дыхание. Он решился. Его доверие – на стороне мальчика.
Мох прошёл в распахнутую дверь, поводя перед собой дулом револьвера. Он полагал, что помещение за дверью будет продолжением коридора. Вместо этого он обнаружил освещённое открытое место, заполненное рабочими столами и почерневшими стеллажами для выпечки. Комната была больше кухни, в которой он побывал в прошлый раз. Стены переходили в пространные галереи, наполненные бочками и наборами оборудования. Мука усыпала всякую поверхность. Следы ног Эндрю вели между башен из кастрюль и противней, громадных мешалок и лопаток. Мох вгляделся, определяя, где мальчишка спрятался. Когда придёт время стрелять, он хотел бы точно знать, в каком месте сидит Эндрю.
Мох почуял, что сверху падает что-то тяжёлое. Оно ударило по столу в каких-то дюймах от его руки. Всё вокруг потонуло в муке. Один за другим быстро раздались ещё два удара. Мох, глянув вверх, увидел Квакушу, который готовился сбросить через перила мезонина четвёртый мешок муки. Эндрю, кашляя, выбежал из-под стола неподалеку. Мох взметнул револьвер над головой и, не целясь, успел сделать два выстрела до того, как мешок ударил его по плечу. Удар сбил с ног. Плечо пронзила боль, но ничего не было сломано или выбито. Звуки выстрелов всё ещё звенели у него в ушах. Стараясь укрыться под столешницей, он глянул вверх, но пятого мешка не последовало. Мох покрепче встал на ноги на слое муки и водил револьвером во все стороны. Уж не убил ли он Квакушу? Выяснять не было времени. Перед ним меж двух длинных столов появился Агнец. Кулон с лисой был обёрнут вокруг обрубков его пальцев. Элизабет, без сознания, лежала у него на руках. Голова её переваливалась по его груди. А так Агнец был один.
– Ты что притащил с собой, мерзавец? – заорал Агнец. В растерянности Мох выстрелил в карикатурно лысую голову противника. Пренебрегая опасностью, Агнец пошёл на него, шумно вдыхая носом воздух. Он бросил Элизабет на пол, будто она вдруг обрела для него второстепенное значение. Мох промедлил спустить курок – Агнец этим воспользовался. С непостижимой точностью он сделал выпад, ударив коленом Моху в грудь. Противники сцепились. Мох старался высвободить револьвер, запутавшийся в одежде Агнца. Его пальцы пережало перекрученной тканью к стволу так, что ему показалось, как затрещали кости рук. В отчаянии он жал на спуск, а Агнец сыпал ударами ему по голове, пока вдруг не осел и не отвалился от Моха. Согнулся в клубок, зажимая живот, рот его широко раскрылся, и крохотные глазки заметались в агонии.
