– У нас гости, – сказал Мох, пряча оцелус в карман.
– Меня зовут Джэнсон. Мы пришли сюда отвести вас к Мэй. – Мужчина был рыжеволосым. Раздавленный ноготь на большом пальце левой руки переливался густыми оттенками чёрно-синей сливы. Одет он был в рабочую одежду – крестьянскую одежду. На его домашней вязки свитере было полно видимых прорех, на ногах ботинки военного образца. Взгляд тощего мальчика, сопровождавшего его, был неотрывно устремлён на гривку пони. У него была бледная кожа домашнего затворника, по которой от скулы к уголку рта бежала голубая жилка. На голове волосы, словно молочайный шёлк, колыхались под дуновением ветра. Мальчик был слеп. Когда он заговорил, Джэнсон поправил на его плечах соскользнувшее одеяло.
– Пойдёмте с нами, – сказал мальчик.
Все они повернулись, когда из дома вышла Имоджин. Волосы у неё были нечёсаны, веки всё ещё припухали ото сна. Она обернулась в одеяло. Джэнсон, казалось, ощетинился, увидев все эти подробности. Осмотр свой он остановил на её длинных ногах, где кончик татуированного зелёного щупальца заканчивался завитком.
– Зачем? – спросила Имоджин.
– Сейчас дойти легче, пока снег тает, – сказал Джэнсон.
– Куда направляемся? – поинтересовался Мох.
– В Дубовый Дворец. Так решило собрание. Умелец Ворон сказал, что никакого вреда от этого не будет. Там считают, что вы должны прийти взглянуть на карты. – Глаза Джэнсона так и буравили Имоджин.
– Всё в порядке, господин Джэнсон? – спросила Имоджин.
– Да вот, мальчишка. Он просил куклу. Мэй сказала, что, может, он и получит одну за то, что пришёл.
– Куклы, – произнёс мальчик.
Имоджин повела пятнистого пони с мальчиком, Лютером, на нём, а Мох с Джэнсоном пошли сзади. Лютер под своим одеялом крепко прижимал к себе куклу так, чтобы деревянное лицо с глазами из чёрного коралла высовывалось, словно второй наездник. Моху лицо куклы некстати и неприятно напоминало лицо Агнца. Мох с Имоджин уложили всё, что смогли, в котомку Моха и сумку. Возвращаться в дом кукольника им было незачем. Путь до деревни занял несколько часов. Всё это время Лютер говорил с Имоджин, не умолкая. Джэнсон сказал мало. Он, похоже, был человеком практичным: заметил, что добрый рабочий день пожертвовал на то, чтобы привести чужаков. Единственным его желанием было отделаться от этой обязанности и вернуться на своё поле.
– Что он говорит? – спросил Мох, когда они шли по каменистой дороге. Только что они миновали брошенную деревню, которая успела сильно зарасти всяческими растениями. На повреждённых стенах виднелись следы боевых действий. Мох искал, на что бы отвлечься.
– Он ей сказки рассказывает. Он на память знает все эти старинные россказни.
День уже догорал, когда они подошли к небольшому скоплению строений, отделённых от окружающих полей стенами, сложенными из камней всухую. В воздухе носился сладковатый запах дыма горящего дерева. Джэнсон повёл всех к строению, бывшему существенно больше остальных. Надпись на двери гласила: «Дубовый Дворец». Внутри это был сельский дом собраний. Стены увешаны поимёнными списками необходимых работ, разбитыми по домам: жильцы голубого дома, жёлтого дома, зелёного дома. Мох и Имоджин стояли в коридоре, притоптывали, сбивая холод, пока Джэнсон отводил пони в сарай. Лютер исчез вместе со своей куклой.
– И что теперь? – спросила Имоджин.
– Теперь вы поедите, – прозвучал в ответ незнакомый голос. Принадлежал он мужчине лет тридцати с длинными каштановыми волосами. Выглядел он так, будто донашивал обноски Джэнсона. – Я – Лесок. Остальные там.
Возвратился Джэнсон и, похоже, был доволен свалить с себя груз обязанности, после того как двое мужчин обменялись, как показалось Моху, многозначительными взглядами. В конце коридора они прошли через дверь во вторую комнату, поменьше. Примерно человек тридцать сидели за длинным столом и ели, а другие мужчины и женщины подавали еду из клубящихся паром котлов. Спёртый воздух насквозь пропах варёными овощами. В дальнем конце находилась кухня, где в полном разгаре была суета часа кормления. Лесок повёл их к свободному месту за столом. Мох чувствовал, как его исподволь разглядывают, но, когда он смотрел на других, то его приветствовали уклончивыми кивками или обычными, осторожными улыбками.
– Гости тут редки. Естественно, вы им любопытны, – сказал Лесок.
– Иначе и не скажешь, – пробурчала Имоджин.
Они сели, и им сразу же принесли поесть. Прогулка вызвала в них зверский голод, и они ели, не тратя время на разговоры. Ещё и до половины ужина не добрались, как по полу заскребли стулья: другие поднимались и покидали комнату или присоединялись к мытью посуды. Вскоре они остались почти одни. Лесок принёс из кухни чайник с кофе. Когда всем было налито, он обратился к Джэнсону:
– Спасибо, что привел их.
Джэнсон кивнул и вышел из-за стола, оставив свой кофе нетронутым.
Лесок перенёс внимание с Имоджин на Моха:
– Вам следует знать, что в этой комнате проходило очень шумное собрание. Многие из тех, кто ели тут сегодня, склонялись к тому, что вас отсюда надо прогнать. Мэй и Умелец Ворон преуспели только в том, что убедили людей, что вас нужно сюда привести.
– Не очень-то утешительно, – сказал Мох. – Мы тут не останемся.
– Люди напуганы. Ходит слух, что ведьма, известная как Элизабет, вернулась. Люди здесь считают, что это связано с вашим присутствием. Говоря прямо, ваше пребывание в доме кукольника виделось как дурное предзнаменование. В нашем селении исключительно высок уровень детской смертности, а вместо научного объяснения этого некоторые, менее образованные, вновь ударились в суеверия. Таких кучка небольшая, но, каковы бы ни были их верования, эти люди наши друзья и родня, и мы должны уважать то, во что они верят.
– Зачем же вы нас ужинать пригласили? – спросила Имоджин, поводя головой.
– Причина вашего приглашения сюда, – терпеливо разъяснял Лесок, – в том, чтобы дать вам необходимое для продолжения вашего путешествия. Другими словами, мы вас снабдим. Мы народ не плохой, просто осторожный. Взамен мы просим вас никогда не возвращаться и не упоминать о нашем существовании. Вам нельзя располагаться тут или в доме кукольника.
– Что дает вам право жить тут? Остров Козодоя – территория запретная, – сказал Мох.
– Эти люди пережили грязную войну. Почва заражена химикатами, но это наша родина. Их семьи крестьянствовали тут из поколения в поколение. Им некуда больше идти.
– Как они уцелели в Чистке? – спросил Мох.
– Этого я не готов вам рассказывать, – сказал Лесок. – Никогда не знаешь, что будущее тебе уготовит.
– Вполне справедливо. Тяжкая, должно быть, это жизнь.
– Люди живут тут недавно, – заметил Лесок. – Женского полу рождается куда больше, чем мужского. Есть болезнь, которая забирает большинство в раннем детстве. Врать не стану, бывает тяжко. – Он повернулся к Имоджин. Хотя до сих пор держался он спокойно, тень смирения легла на его лицо. – Некоторые люди верят, что вы – такая же, как Элизабет.
