Марина, как обычно, рассуждала о романтических перипетиях; на этот раз ее заинтересовал любовный треугольник «Мастаков – Софья Марковна – Павел, пасынок Мастакова», хотя когда дошло до обсуждения «Записок» и до вопроса Володи о том, кем является Девица для Старика, Марина тоже включилась активно и с удовольствием. Ну и, конечно же, наша Марина, желая, по-видимому, произвести хорошее впечатление, горячо спорила с высказываниями Девицы о том, что «все добры по нужде, а по своей воле – звери» и что «все хороши, когда просят». Досталось по этому поводу и Старику, наставляющему Девицу: «Ласкам ихним не верь. Всяк милостив будет, коли его за горло взять». Одним словом, сегодня эта хорошенькая юная девочка изо всех сил старалась доказать, что верит в доброе начало в людях, в их благородство и ум. За все дни квеста такое проявилось с ее стороны впервые.
Смешной очкарик Тимур со своей постоянной радостной улыбкой на лице говорил о Захаровне; эта старая служанка показалась ему самым ярким персонажем во всей пьесе. Сергей тоже обратил на нее внимание:
– За мягким говорком, улыбочками и прибаутками скрывается человек, готовый пойти на убийство. И ведь для всех это оказалось полной неожиданностью, никто даже предположить не мог, что эта бабка имеет второе лицо.
Евдокия сделала акцент на проблеме прошлого и на возможности исправлять ошибки, говорила об этом подробно, остановилась на противоположных позициях Мастакова и Харитонова. Если Мастаков считает, что «прошлое не должно касаться нас», то его друг утверждает: «Наше прошлое – не деготь на воротах, его не выскоблишь…»
Наташа, в отличие от других участников, остановилась на Тане, падчерице Мастакова. Когда она начала говорить, я был уверен, что речь пойдет об ухаживаниях Якова и об открытом стремлении Харитонова женить на девушке своего беспутного племянника. Мне казалось, что ее внимание обязательно окажется привлечено циничными высказываниями Якова, пропагандирующего законный брак как дверь, открывающую путь к безудержному распутству: «Теперь вы девица и стеснены в симпатиях ваших… А будете дамой – оцените свою свободу, – вон как Софья Марковна живет! У нее роман за романом».
Однако эту реплику отметила как раз Марина, а Наташа отметила совсем другое: Таня мается от скуки, но даже это не заставляет ее принять ухаживания Якова.
– Таня говорит: «Мне иногда так скучно бывает, что даже несчастия хочется». А чуть позже брат ей замечает: «Ведь ты не живешь, а дремлешь».
Она вдруг остановилась, словно растерялась, и умолкла.
– Чем вам понравились эти моменты? – спросил Вилен, делая пометку в тексте пьесы.
– Ничем… Они мне не понравились… Я не знаю… Вы же просили отмечать, если что-то зацепит. Вот это меня зацепило, а почему – не знаю, – тихо ответила девушка.
Снова помолчала и вдруг заговорила более уверенно:
– Я только сейчас обратила внимание, что здесь Таня скучает, а в «Мещанах» тоже Татьяна, тоже дочка хозяина дома и тоже скучает. Это случайно так получилось? Или для Горького скучающая Таня означает что-то важное?
Все дружно уставились на Галию, но ответа у нее не было.
– Горький часто использовал одни и те же имена и фамилии в разных произведениях, но причина мне неизвестна. Например, тот же Мастаков имеется не только в «Старике», но и в «Чудаках». Богомолов, Сомов – эти фамилии тоже использованы как минимум дважды, можно еще примеры поискать.
– Наверное, у него с фантазией было плохо, – весело предположил хипстер-очкарик.
– Зато у тебя хорошо, – сердито откликнулся Сергей. – Раз ты такой умный, давай-ка расскажи, что означает последняя фраза в «Записках».
«Таня странно напоминает мне Фому Гордеева, Власа, Ольгу Алексеевну, Людмилу и даже Юлию Филипповну…»
Участники зашелестели переворачиваемыми листами распечаток. Я замер. Этот вопрос казался и мне, и Вилену необычайно важным, но я планировал задать его значительно позже, после того как мы отработаем «Фому Гордеева» и первый вариант «Вассы». Влас, Юлия и Ольга Алексеевна – персонажи «Дачников», мы о них говорили только позавчера, и, по идее, в памяти ребят все должно быть еще свежо. Но, наверное, без Фомы и Людмилы картина получается неполной.
– На сегодня умных больше нет, – спокойно заключил Артем минут через пять, когда стало понятно, что интерпретировать последнюю фразу Лагутина о «Старике» не смог никто.
Ну что ж, сегодня герои дня – Сергей и Наташа, им Вилен уделит особое внимание, когда будет проводить свое ежедневное тестирование.
* * *
Сергей, как и все, листал толстый том с пьесами Горького в поисках реплик Юлии Филипповны из «Дачников», и вдруг глаза его выхватили строки, которые прошли полностью мимо его сознания, когда он читал в первый раз. Это был диалог Власа и Калерии из тех же «Дачников». «Твердо стоять на ногах – это значит стоять по колени в грязи», – утверждает Калерия, сестра адвоката Басова, молодая поэтесса. Влас пытается ее поддеть: «А вы бы желали утвердиться на воздухе? Вам бы только чистоту шлейфа и души сохранить? Но кому, зачем нужны вы, чистенькие, холодненькие?» – «Я себе нужна!» – уверенно отвечает Калерия. «Заблуждение! – говорит ей Влас. – И себе вы не нужны…»
На какое-то время Сергей отключился и утратил нить общего обсуждения. Его словно парализовало на несколько секунд. Это же о нем написано! Это слова, обращенные к нему, Сергею Гребеневу. Он хотел сохранить себя в чистоте и не совершать сомнительных поступков? Заботился о шлейфе, надеялся утвердиться на воздухе? Остаться чистеньким, но при этом стать холодненьким? А нужен ли он себе, такой холодненький, стерильненький, воздушненький? И вообще, нужен ли он хоть кому-нибудь? Конечно, осознавать собственную чистоту приятно, никто не спорит, но если он хочет твердо стоять на ногах, то придется смириться с тем, что стоять придется в грязи.
С трудом дождавшись конца обсуждения, Сергей кинулся к себе на третий этаж. Гримо расхаживал по квартире с раскрытой книгой в руках и вслух декламировал:
– «Ты думаешь, молчание – ложь?» – «А что же? Конечно – ложь».
Увидев Сергея, он остановился, опустил книгу.
– Ну как, внучок? Обглодали косточки «Старику»? А я, видишь, готовлюсь, Ричард сказал, что следующая пьеса у вас будет «Последние», так я решил разок для себя вслух прочесть, вроде как прогон устроил. Ирочку уже позвал, она готова. Полине предлагал, но она почему-то отказалась, а жаль, на три голоса красивее вышло бы. Или вы больше не хотите домашний театр? Не понравилось?
– Очень понравилось, очень, – торопливо проговорил Сергей. – Вы извините, мне нужно срочно позвонить.
– Кому, позволь полюбопытствовать?
– Бабушке. Матери отчима.
– А-а, – протянул Гримо, – ну звони-звони, не буду мешать.
«Молчание – ложь, – твердил себе Сергей, роясь в карманах брюк, которые носил в первые дни, в поисках бумажки с номерами телефонов. – Молчание – ложь, возможно, даже худшая ложь, более трусливая и мерзкая, чем ложь вербализованная. Весь мир сговорился против меня, из каждой щели на меня сыплются намеки и упреки, в каждом услышанном слове, в каждой прочитанной фразе я слышу обвинения в трусости и слабости… А может, у Владимира Лагутина было точно так же, когда он писал свои “Записки”?»
