– Он просто играл по правилам, – мягко заметил я. – Он был хорошо адаптирован. Может быть, имеет смысл простить его?
Полина внезапно успокоилась. Теперь она смотрела на меня с тихой улыбкой.
– Мне не за что его прощать, лично мне он не сделал ничего плохого. Но по-человечески он мне неприятен. Если вы скажете, что для вашего проекта нужно, чтобы я проводила с ним больше времени, я буду это делать. Если вы считаете, что я должна принимать участие в чтениях, – я буду принимать. Но лицемерие, демагогию и ложь я не смогу полюбить и принять. Увольте.
– Однако на комсомольских собраниях у вас отлично получается быть лицемерной.
– Я все-таки актриса, – усмехнулась Полина. – Меня научили не только передавать мысль и эмоцию вымышленного персонажа, но и испытывать их. Думать чужой головой и чувствовать чужим сердцем. Это профессия. Кстати, умение очень полезное и в обычной жизни, не только на сцене. Я вот сейчас вспомнила соседского мальчика, хороший был мальчишка, хулиганистый, но в меру возраста, а родители – сильно пьющие, старший брат – уголовник, сидел несколько раз. Я жила в коммунальной квартире, все друг у друга на виду, все слышно. Бывает, иду по длинному коридору, а паренек стоит лицом к стенке: родители ремнем отхлестали за какую-то провинность и поставили вот так стоять, в виде наказания. Я ему говорю: «Ты же знаешь, что накажут, зачем же ты снова это делаешь?» Он отвечает: «Скучно». Потом его начали в милицию забирать, к родителям приходила сотрудница из инспекции по делам несовершеннолетних, пугала специнтернатом. Ничего не помогало, все равно парень хулиганил, дрался, стекла бил, школу прогуливал. Думаю, что и подворовывал.
– Как же вы можете называть его хорошим мальчишкой? – удивился я. – Вор, драчун, хулиган, прогульщик – и хороший?
– Хороший, – твердо повторила Полина. – Потому что честный. Он не врал и не лицемерил. Ему просто было скучно. Когда он в очередной раз попался и его снова привели домой с милицией, я ему сказала: «Как же ты не боишься, что тебя в интернат отправят?» И знаете, что он ответил? «Пусть отправляют, там по-любому лучше, чем здесь». Вот тут мне стало по-настоящему страшно за него. И страшно, и жалко. Он же не виноват, что у него родители такие. И я стала учить его всему тому, что сама уже знала и умела. Перевоплощаться. Мыслить как другой человек. Чувствовать как другой человек. Вести себя как другой человек. Сформировать в голове выдуманный мир и жить в соответствии с его законами. В этом мире у него нормальные вменяемые родители, спокойные, непьющие. Учила его не слышать, как они орут пьяные песни. Учила не видеть, как они напиваются. Учила чувствовать себя сильным, умным и неуязвимым, тем, кто не бросается сразу на обидчика с кулаками, а находит способ выйти из конфликта, сохранив собственное достоинство и не нажив врагов. Посоветовала прочесть хотя бы несколько приключенческих книг, выбрать героя, на которого хотелось бы походить, и научиться думать и принимать решения как он.
– Интересный метод. Помогло?
– Нет конечно. – Полина печально засмеялась. – Все равно через несколько лет парня посадили. Но зато на зоне все то, чему я его учила, ему очень пригодилось: он участвовал в самодеятельности, получал от начальства всякие поощрения и преференции, а когда вернулся, то сказал мне, что благодаря нашим урокам сумел во время отсидки избежать конфронтации и открытых конфликтов. Не было бы парню скучно – он бы даже на разговор со мной двух минут не потратил, а так – хоть какая-то польза вышла.
В комнату заглянула Надежда, предложила добавки, я с благодарностью согласился, а Полина, конечно же, отказалась.
– Тихое утро сегодня выдалось, – заметила повар. – Все спят. Когда у вас в девять часов начинаются занятия, все толпой в одно время являются, только успевай поворачиваться. А сегодня – благодать! Давайте, пока я свободна, сделаю вам омлетик, вкусный, воздушный, с сыром. А тебе, Поля, могу без сыра и из одних белков, совсем безопасно получится. Хотите?
Я был уверен, что Полина откажется и от «безопасного» белкового омлета, но она, вопреки моим ожиданиям, кивнула и улыбнулась. Ничего-то я в людях не понимаю! Даже простейшие поступки предсказать не могу. Или это русские женщины такие особенные и не поддающиеся прогнозированию?
* * *
Сегодняшнее комсомольское собрание прошло превосходно. Не зря Евдокия так старательно его «готовила». Доклад, который достался для прочтения Наташе, был написан Ириной и посвящался Хельсинкским соглашениям 1975 года. Молодежи роман «Фома Гордеев», судя по выражениям их лиц, не нравился, и перерыв на собрание казался возможностью развлечься, однако содержание доклада, похоже, выглядело для них еще более нудным, чем текст Горького. Участники Варшавского договора… Первый этап… Второй этап… Третий, завершающий, этап… Нерушимость границ… Десять основополагающих принципов… Уведомление на добровольной и двусторонней основе… Охрана окружающей среды… Похоже, развлечения не получилось. Все ждали, когда же представится случай оторваться на обсуждении Артема, назначенного быть героем персонального дела.
Оторвались на славу! То ли в квесте произошел переход количества в качество, то ли день сегодня сложился удачно, но от собрания я получил несказанное удовольствие. В ударе были все до единого, и участники, и сотрудники. Особенно убедительным выглядел Артем, явившийся на собрание сразу после лекции, которую сегодня перенесли на час раньше. Видимо, наша профессор-культуролог сумела ввести молодого человека в нужное состояние духа и мысли. Возвращаться к чтению романа никому, по-видимому, не хотелось, и каждый член «комсомольской группы» стремился высказаться, причем говорили ребята долго и эмоционально, нимало не смущаясь тем, что повторяют и сами себя, и других выступающих. Что ж, в борьбе со скукой все средства хороши.
После собрания разошлись на дочитывание, и физиономии у нашей молодежи были унылыми. Зато в десять вечера под окнами Галии я наблюдал настоящий аншлаг! Помимо Марины, находящейся по ту сторону барьера, рядом с Эдуардом, и Наташи, участвующей в соревновании, возле подъезда стояли все трое юношей. Не было только Евдокии. Неужели слова Полины, сказанные за завтраком, не преувеличение? Неужто и впрямь молодые люди от скуки готовы делать даже то, к чему у них нет интереса, лишь бы чем-то заняться? Ну ладно, не хочешь про Фому Гордеева – пойди к Вилену, попроси интересную книгу, он всем дает с удовольствием, выполняя функцию библиотекаря, а Артему даже и просить не надо, книги все перед ним. Так нет! При выборе между «почитать» и «посмотреть-послушать» предпочтение отдается именно второму, а не первому. Почему так? Легче? Проще? Привычнее? Или все дело в тяге к стайности, к компании? Читаешь-то один на один с книгой, а тут и поговорить можно, и посмеяться, и почувствовать себя частью сообщества. Даже гаджет в руке – ощущение, что ты на связи с миром, ты не выключен из жизни, и когда ты один, но при интернете, ты не одинок.
Назар был прав, когда предупреждал, что в стихах Анчарова я мало что пойму, но послушать будет полезно. Соревнование началось, Назар и Наташа принялись перебрасываться строчками, и я почти сразу понял, что логические связки от меня ускользают.
