У банка стоял полицейский, похожий на жирафа, с длинной тонкой шеей. Он внимательно смотрел в сторону пляшущих у разожженного костра подростков. К ним подошел тощий человек с почерневшим лицом, какое обычно бывает у курильщиков опия. Он о чем-то с ними заговорил и отошел в сторону. Полицейский тут же направился к костру…
Рядом с мечетью сидел на коврике не странствующий, а живущий при обители дервиш. Подогнув под себя ноги, он задумчиво перебирал четки. Рядом валялись фруктовые огрызки и остатки какой-то сладости, вокруг которой вился мушиный рой.
Пронеслись по широкой улице каурые, светло-гнедые кони, громко цокая подковами об асфальт и торцы булыжной мостовой. Они встряхивали головами и отфыркивались. Сидевший в пролетке возница обругал чуть не попавшего под колеса нищего, обнажив бронзовые, как пули в обойме, зубы. Нищий уже давно остался позади, а хозяин лошадей все еще выговаривал какие-то бранные слова, пережевывая их, как сытый верблюд или корова, наслаждающаяся жвачкой. Рядом с рынком тощий продавец бил толстого воришку, вытряхивая из его рубашек, как из мешка, какую-то зелень…
Николай вспоминал, очевидно, и о концерте, устроенном для членов делегации, когда под мягкие звуки сазов — местных струнных музыкальных инструментов на невысокий деревянный помост, застеленный красно-зеленым ковром, взошли стройные девушки, и начался плавный целомудренный танец.
Не раз он наблюдал и пьяные драки между янки и английскими военнослужащими, в которые пришлось вмешиваться и нашим патрульным службам. Однажды драка завязалась на улице вблизи небольшой чайханы. Именно о ней докладывалось руководству советской делегации. Потасовки случались нередко. Заводные под градусом парни страны Туманного Альбиона колошматили американцев. В основном попадались нетрезвые и агрессивные негроидные посланцы США. Случались порой и победы янки над британцами.
На этот раз, как и в предыдущих подобных ситуациях, мимо проносились машины разных иностранных марок. Водители сердито сигналили куча-мале. Шарахались в стороны крестьяне в огромных папахах, погонщики маленьких караванов ишаков, мулов и верблюдов, нагруженных дровами из сухих веток, мешков с углем и тюками с шерстью. Не обращали внимания на драку только мелкие торговцы, громко зазывающие покупателей, а также выкрикивающие разносчики, продававшие с лотков халву, сигареты, фрукты, игрушки и всякую мелочь.
Вспомнился Центральный рынок с его бесчисленными лавками, мастерскими ремесленников, цирюльнями, чайными, вереницами ишаков и верблюдов, шагающих по пыльным грунтовым проходам. Рынок был так похож на маленький город со своим постоянным населением, но с одним-единственным отличием — он находился под общей крышей с лабиринтом крытых улиц.
Увидел Николай и чайный дом — чайхану. У входа дымил огромных размеров, словно столитровая бочка, самовар. Посетители пили чай из маленьких стеклянных стаканчиков, то и дело вытирая стекающий со лба пот.
Кроме того, Николай Кравченко был ознакомлен с подробностями бегства шаха из страны в 1941 году…
Все эти рассказы коллег и визуальные картинки, по всей вероятности, прокручивались в памяти, когда он возвращался в Баку на самолете и на поезде в Москву.
Будучи по природе скромным человеком, Николай чувствовал определенную неловкость от внезапно обрушившегося на него генеральского чина. Однажды, когда у него было время оценить положение своего нового статуса, он карандашом набросал размашистым почерком на листочке блокнота:
«Нежданная лампасность,
Сплошное золото погон…
И влезло зависти опасность,
Моей душе оно — огонь…»
Нет, он не стеснялся звания, он гордился им, его страшило сразу же изменившееся к нему отношение со стороны коллег. Когда он надел непривычную еще ему форму с лампасами и золотыми «без просветов» погонами, то заметил, что по-другому стали на него смотреть те немногие друзья, которыми он обзавелся в Тегеране. Ему уступали место, ему явно завидовали, его иногда сторонились.
Он понимал чисто интуитивно, что скромность — это способ услышать от других все то хорошее, что мы думаем о себе. Но он ничего не услышал. А только ощутил холодную лесть, в которой пряталась коварная черная зависть — самая искренняя форма лести.
Но это было только начало…
НАДУМАННЫЕ СОМНЕНИЯ
Сомневаться во всем и всему верить — две одинаково удобные позиции, которые равно избавляют от необходимости думать.
Анри Пуанкаре
События в конце ноября 1943 года в Тегеране — одно из самых загадочных явлений в истории немецкой, английской и советской разведок, но еще большее для отечественной контрразведки, в том числе легендарного Смерша.
До сих пор об этом феномене говорят и пишут, слагают саги и ставят фильмы, но с явными недоговорками, словно стесняются сказать правду. Доступ к тегеранским архивам закрыт. Однако анализируя то, что просочилось из государственных тайников трех союзных стран, а также двух — побежденного Третьего рейха и победителя — Советского Союза, уже не существующих, и усеченной, оставшейся без колоний Великобритании, а также из воспоминаний свидетелей тех событий, можно моделировать выводы и строить версии.
Как писал Д.С. Липатов, в центре всех споров стоит вопрос: готовился ли террористический акт или нависла угроза над главами государств? А может, это не более чем сталинский политический маневр?
При этом главная задача маневра — заманить Рузвельта в резиденцию советского посла в Тегеране, что, собственно, и было сделано. Американский президент на несколько дней стал гостем советского руководителя.
Известно, что сам Рузвельт по возвращении из Тегерана своим сослуживцам, а потом и на пресс-конференции в Вашингтоне искренне заявил, что немцы замышляли убить Сталина, Черчилля и его самого. Президент уточнил, что спастись им удалось только благодаря специальным службам Сталина, которые вовремя узнали о готовящемся покушении.
Американский президент рассказал журналистам, что оказался в своем большом, но плохо защищенном посольстве, находившемся в полутора милях от города — на окраине Тегерана. Каждый раз ездить даже с эскортом по городу, кишащему бандитами и немецкой агентурой, хорошо обученной навыкам террора, к месту проведения конференции было опасно. Такого же мнения была и охрана — достаточно было смертнику кинуть гранату или подорваться у проезжающей машины с президентом, и США потеряли бы своего руководителя.
Именно сразу же после прилета в Тегеран Рузвельт получил срочное письмо от Сталина. Он сообщал коварных замыслах фашисткой разведки и приглашал расположиться в своем представительстве. Что президент и сделал на следующее утро.
И тут на страницах некоторых желтых газет и журналов недоброжелатели и враги президента, в том числе и представители уже упоминаемой «малой тройки», стали гнать волны грязных инсинуаций. Обобщая статьи этой прессы, видно, что шаги Рузвельта в сторону советского посольства называли «похищением президента» ГПУ, ОГПУ, НКГБ, НКВД. Публикации были в разных вариациях, кто и какими знаниями располагал о названиях правоохранительных органов СССР.
