– Ты совершаешь преступление пред Господом! – прошипел мне Алдвин. – Господом и Его святыми!
– Да я крысиного дерьма не дам за твоего божка, – сказал я. – Кроме того, ты не священник. Ты самозванец.
– Я… – Продолжения не последовало, потому как Финан снова ударил его в живот.
– Говори, самозванец, что собирался сделать Этельхельм с принцем Этельстаном? – спросил я.
– Он не принц, – выдавил Алдвин.
– Утред, – я посмотрел на сына, – врежь ему.
Сын помедлил с удар сердца, потом пересек комнату и отвесил священнику тяжелую оплеуху.
– Хорошо, – похвалил я.
– Мальчишка – ублюдок, – заявил Алдвин.
– Еще разок, – обратился я к сыну, и тот с силой приложил попу тыльной стороной ладони.
– Король Эдуард и мать Этельстана обвенчались в церкви, и священник, который их поженил, жив, – сообщил я.
Я надеялся, что отец Кутберт еще жив, и, судя по изумленной реакции Алдвина, это было так. Алдвин уставился на меня, пытаясь понять, правду я сказал или нет. Мне подумалось, что, если бы ему сообщили о существовании отца Кутберта, он так бы на меня не смотрел.
– Он жив, – продолжил я, – и покажет под присягой, что обвенчал Эдуарда и леди Экгвин. А это означает, что Этельстан – старший сын короля, этелинг, наследник трона.
– Ты лжешь, – произнес Алдвин, но без убежденности.
– Так ответь мне на вопрос: как собирались вы поступить с этелингом? – терпеливо спросил я.
Потребовались время и угрозы, но в итоге он заговорил. Этельстану предстояло отправиться за море в Нейстрию, большую полосу гористой земли, образующую западную провинцию Франкии.
– Там есть один монастырь, – сообщил Алдвин. – Мальчика передадут тамошним монахам на воспитание.
– Поместят в заключение, ты хотел сказать.
– На воспитание, – не сдавался Алдвин.
– В месте, охваченном войной, – продолжил я.
Провинцию Нейстрия разоряли норманны, целые орды людей, решивших, что Франкия сулит более легкую добычу, нежели Британия. Любой монастырь в тех бесприютных местах на берегах океана неизбежно должны были разграбить жадные викинги, а всех его обитателей предать мечу.
– Ты хотел убить этелинга, не обагрив кровью собственные руки, – обвинил его я.
– В Нейстрии есть святые люди, – пробубнил поп.
– Святые тюремщики. Королю Эдуарду известно об этом?
– Король согласился передать сына-ублюдка на воспитание Церкви, – заявил Алдвин.
– Он думает, что речь идет о некоем монастыре в Уэссексе, – предположил я. – А не о дыре в Нейстрии, где рано или поздно какой-нибудь норманн выпустит его сыну кишки.
– Или продаст в рабство, – негромко заметил Финан.
Это выглядело правдоподобно. Этельстан и его сестра, двое детей? На невольничьих рынках Франкии за них можно выручить неплохую цену.
– Ублюдок, – бросил я Алдвину. – А что до его сестры? Ее ты тоже хотел сделать рабыней?
Поп ничего не ответил, только вскинул голову и с вызовом уставился на меня.
– Ты ездил в Нейстрию? – спросил я, повинуясь некоему порыву.
Алдвин замялся, потом покачал головой:
– Нет, с какой стати?
Я стоял, морщась от невыносимой боли. Затем вытащил Осиное Жало и подошел к священнику так близко, что ощутил его зловонное дыхание.
– Даю тебе еще один шанс, – рыкнул я. – Ты ездил в Нейстрию?
Он снова заколебался, на этот раз от страха перед коротким лезвием сакса.
– Да, – признался поп наконец.
– И с кем ты там встречался?
Я повел Осиным Жалом, и пленник вздрогнул.
– С аббатом монастыря Святого Стефана в Кадуме, – в испуге выпалил он.
– Лживый ублюдок, – бросил я. Если бы в его планы входило всего лишь поместить парня в монастырскую школу, хватило бы простого письма. Я поднял клинок, задрав обтрепанную полу его сорочки. – С кем ты встречался?
Алдвин затрясся, ощутив прикосновение острия к своим чреслам.
– С Хрольфом, – прошептал он.
– Громче!
– С Хрольфом!
Хрольф – норманн, вождь, который пришел со своими кораблями во Франкию и разграбил прибрежные поселения. До Британии доходили вести, что Хрольф захватил изрядный кусок Нейстрии и намерен осесть там.
– Намеревался сбыть близнецов Хрольфу? – поинтересовался я у попа.
– Хрольф – христианин. Он позаботился бы о них как подобает!
– Хрольф такой же христианин, как и я! – рявкнул я. – Он так говорит, потому что такую цену надо заплатить франкам за право остаться там. Я бы тоже сказал, дай мне новое королевство. Ты продал бы Этельстана и Эдгит этому ублюдку, и как тот с ними поступил бы? Убил их?
– Нет, – выдавил священник, но без особой уверенности.
– И внук господина Этельхельма остался бы единственным наследником престола Уэссекса. – Я поднял острие Осиного Жала выше, и оно коснулось живота Алдвина. – Ты предатель, Алдвин. Ты умышлял отнять жизнь у старших детей короля.
– Нет, – снова пролепетал он.
– Так назови мне причину, по которой мне не следует тебя убивать.
– Я священник! – взвизгнул поп.
– Ты одет не как священник, – ответил я. – И ты ударил мою дочь. Священники так себя не ведут, не правда ли?
Возразить ему было нечего. Моя слава убийцы попов известна всем. Большинство, ясное дело, опасается прикончить священника или монаха, зная, что за это пригвожденный Бог станет вечно их мучить, но я мести христианского Бога не боялся.
– Алдвин, ты предатель, – повторил я. – Так почему бы мне тебя не убить? Ты это заслужил.
– Дай мне, – послышался голос моей дочери, и я удивленно обернулся. Стиорра сделала два шага вперед и обратила ко мне лицо, совершенно лишенное выражения. Ее правая рука протянулась к саксу. – Дай мне.
Я покачал головой.
– Убивать – не женское дело, – сказал я.
– Почему нет? – спросила она. – Мы даем жизнь, так почему бы и не забрать ее?
– Нет, – проговорил Алдвин. – Нет!
Я не слушал его.
– Убить человека труднее, чем ты думаешь, – сказал я Стиорре. – И хотя ублюдок заслуживает смерти, покончить с ним нужно быстро.
– Почему? – осведомилась дочь. – Отец, он хотел насладиться мной. Неужели это было бы быстро?
– Подумай о душе, – сказал мой сын.
– Душе? – Она повернулась к нему.
– Бог видит твои поступки, – увещевал Утред. – Убийство священника – несмываемый грех.
