Я повернулся к воротам и подозвал стража, рассказавшего мне про отъезд Эдуарда.
– Эрдвульф вернулся сюда? – спросил я.
Воин кивнул:
– Вчера утром, господин.
– Как было дело?
– Он приехал в спешке, господин, и через час снова уехал.
– Люди при нем были?
– Восемь или девять. Ускакали вместе с ним.
Я отпустил его и приблизился к Эдит.
– Твой брат побывал здесь вчера, – сообщил я. – Побыл немного и удрал.
Она перекрестилась:
– Я молюсь за его жизнь.
Новости о неудачном покушении на Этельфлэд не могли достигнуть Глевекестра раньше появления Эрдвульфа, поэтому никто не заподозрил его предательства, хотя наверняка удивились последующему бегству.
– Зачем он приезжал сюда? – спросил я у Эдит.
– А ты как думаешь?
– За деньгами? И где они хранились?
– Были спрятаны в личной часовне Этельреда.
– Ты пойдешь туда и скажешь, исчезли они или нет, – велел я.
– Конечно исчезли!
– Знаю, – сказал я. – И ты это знаешь. Я просто хочу убедиться.
– А потом?
– Что – потом?
– Что будет со мной?
Я посмотрел на нее и позавидовал Этельреду.
– Ты не враг, – сказал я. – И если хочешь присоединиться к брату, то пожалуйста.
– В Уэльсе?
– Так он туда направился?
– Я не знаю, куда он направился. – Эдит пожала плечами. – Но Уэльс ближе всего.
– Просто сообщи мне, исчезли ли деньги, – заявил я. – А потом можешь уходить.
Глаза женщины блеснули, но были то слезы или дождь, не берусь сказать. Я соскользнул с коня, скорчившись от боли в ребрах, и отправился выяснять, кто за старшего во дворце Глевекестра.
* * *
Спать в конюшне мне не пришлось, меня разместили в палатах одного из римских зданий поменьше. Это был дом с внутренним двором, всего с одним входом, над которым прибили деревянный крест. Переминающийся слуга сказал, что в этих комнатах живут капелланы Этельреда.
– И сколько же капелланов у него было?
– Пять, господин.
– Пять в этом доме? Да здесь для двух десятков места хватит!
– И еще их слуги, господин.
– Где капелланы теперь?
– Несут бдение в церкви, господин. Завтра похороны лорда Этельреда.
– Капелланы Этельреду больше без надобности, – сказал я. – Пусть ублюдки выметаются отсюда. Могут спать в конюшне.
– В конюшне, господин? – Слуга нервно сглотнул.
– Разве ваш пригвожденный Бог не в стойле родился? – спросил я, и он только тупо уставился на меня. – Если ясли годились для Иисуса, то подойдут и для Его треклятых попов. Но не для меня.
Мы вынесли пожитки священников на двор, потом мои люди заняли освободившиеся комнаты. Стиорра и Эльфинн делили свою со служанками, а Этельстану пришлось спать под одной крышей с Финаном и полудюжиной других воинов. Я позвал парня в свои покои – палату с низкой кроватью, на которой я лежал, потому что боль в нижней части ребер сделалась нестерпимой. Я ощущал, как гной и сукровица сочатся из раны.
– Господин? – с тревогой обратился ко мне Этельстан.
– Здесь Этельхельм, – сказал я.
– Знаю, господин.
– Тогда скажи, чего он от тебя хочет?
– Моей смерти?
– Вероятно, – согласился я. – Но твоему отцу это не понравится. Тогда чего еще?
– Забрать меня у тебя, господин.
– Зачем?
– Чтобы его внук стал королем.
Я кивнул. Разумеется, парень знал ответы на мои вопросы, но он должен был их прочувствовать.
– Хороший мальчик, – сказал я. – И как намерен он поступить с тобой?
– Услать меня в Нейстрию, господин.
– А что произойдет в Нейстрии?
– Меня или убьют, или продадут в рабство, господин.
Боль усилилась, и я зажмурил глаза. Сочащаяся из раны жидкость воняла как сточная канава.
– Так что ты должен делать? – спросил я, снова открыв глаза и посмотрев на него.
– Держаться рядом с Финаном, господин.
– Не убегать! – резко бросил я. – Не искать приключений в городе. Никаких подружек! Ни на шаг от Финана, понял?
– Конечно, господин.
– Ты можешь стать следующим королем Уэссекса, – проговорил я, – но станешь никем, если умрешь или отправишься в какой-нибудь проклятый монастырь служить подстилкой для шайки монахов, и поэтому ты будешь торчать здесь!
– Да, господин.
– И если Этельхельм пришлет за тобой, ты не подчинишься, а сообщишь мне. Теперь иди.
Я смежил веки. Проклятая боль. Проклятая боль. Проклятая боль! Мне нужна Ледяная Злость.
* * *
Она пришла после наступления темноты. Я спал, а Финан или кто-то из слуг принес в комнату высокую церковную свечу. Она сильно коптила, едва освещая потрескавшуюся штукатурку на стенах и отбрасывая танцующие тени на потолок.
Разбудили меня голоса за дверью: один просящий, другой грубый.
– Пусть войдет, – сказал я. Створка приоткрылась, пламя свечи затрепетало, тени запрыгали. – Закрой дверь.
– Господин… – заикнулся было караульный.
– Закрой дверь, – повторил я. – Она не убивать меня пришла.
Впрочем, боль была такой, что я не стал бы возражать, имейся у гостьи подобное намерение.
Эдит нерешительно вошла. Она переоделась в длинное платье из темно-зеленой шерсти, подпоясанное золотой веревочкой и отороченное широкими полосами вышитых желтых и голубых цветков.
– Ты разве не должна быть в трауре? – ужалил ее я.
– Я в трауре.
– Неужели?
– Думаешь, мне обрадуются на похоронах? – горько осведомилась девушка.
– А мне, как считаешь? – Я рассмеялся и тут же пожалел об этом.
Эдит нервно смотрела на меня.
– Деньги… – проговорила она наконец. – Их нет.
– Естественно. – Я поморщился от укола боли. – Сколько?
– Не знаю. Много.
– Мой двоюродный братец был щедр, – ехидно заметил я.
– Это так, господин.
– Так куда же подался ублюдок?
– Он взял корабль.
– Корабль? – Я удивленно уставился на женщину. – У него недостаточно людей, чтобы управлять судном.
