– Что? – спросил он. Довольный. Сонный. С тех пор как Мотл встретил Исобель, человеческое в нем делалось все сильнее. Порой всплывали даже воспоминания о времени, когда он был человеком, живым. Нежеланные воспоминания из тех, что однажды втянули его в веру.
– Это. – Она присела. – Наркотики?
– Исобель…
Отыскать священника не всегда легко, но в конце концов Мотл его выследил.
– Это не для меня, – выпалил он.
– Ты обещал, что завяжешь.
– Я завязал!
– А это что такое? – Она помахала пакетиком.
– Мне надо было, – стал оправдываться он. – Я в долгу у…
– Ох, Мотл.
– Исобель, подожди.
– Убирайся, – сказала она. Он не пошевелился. – Я сказала: убирайся!
– Это не для меня!
– Мне плевать.
Она толкнула его. Маленькие руки против металлической кожи. Он убил больше людей, чем было кошек на Центральной. Он взял пакетик с наркотой и ушел, а она осталась плакать.
– Что ты творишь? – спросила Мириам.
– Что? – не понял Борис. Мириам стояла перед ним, уперев руки в боки.
– Ты купил веру?
– Я… ты о чем?
– Приходил Мотл. Оставил тебе кое-что. До него приходила Исобель, плакала. – Мириам покачала головой. – Ну и денек! Утром был этот боготворец. Элиезер. Спрашивал о тебе и Кармель. Ты ничего не хочешь мне рассказать, а?
– Мириам, я…
– Я знаю, она прилетела сюда из-за тебя. Борис, она мне нравится. Ты это знаешь. Она сильная. Она обязана быть сильной, чтобы справиться с болезнью. Но почему ты мне не сказал?
Он взглянул на нее. Потряс головой. Марсианский ауг еле заметно пульсировал на его шее.
– Не знаю.
– Я должна знать, что могу тебе доверять.
Он не выдержал и отвел глаза. Разочарование. Даже когда он улетал в космос, много лет назад, она смотрела на него иначе.
– Я просто пытаюсь помочь, – фраза вышла жалкой.
– Вот. – Она протянула пакетик, внутри – белый порошок. – В следующий раз просто скажи мне, ладно?
– Я люблю тебя, – сказал он.
Раньше он такого не говорил.
Теперь слова прозвучали.
Ее губы дернулись.
– Борис Ахарон Чонг, – сказала она. – Иногда я не знаю, зачем с тобой связалась.
Боготворец пришел на холм в Яффе навестить Ибрагима. Вечерело, небеса пылали багрянцем, лучи умирающего светила неровным слоем ложились на небосвод над морской гладью. Боготворец пришел во Дворец Ненужного Хлама и одобрительно огляделся. Обширную свалку освещали голые электрические лампочки.
– Бери что нужно, – сказал Ибрагим, и Элиезер кивнул:
– Я всегда так делаю.
Он не мог последовать за ней в виртуалье. Сейчас это радовало. Исобель залезла в кокон, застегнула ремни, притянула крышку. Уровень Три, Центральная станция. Работа. Машины шипели, кабели сцеплялись с ее портами, стыковались с телом мягкими поцелуями.
И она оказалась совсем в другом месте.
Исобель Чоу, капитан «Девятихвостой кошки», корабля ловкого и черного. Команда уже на борту: все ждут ее приказов.
– Курс на… – Она запнулась, но лишь на миг. – Курс на порт Орлов, квадрант Дельта. – Ее чувства ожили и проникли в каждый атом корабля. Она и корабль – едины. Вселенная Гильдий Ашкелона расширялась внутри нее, необъятная и неизученная, как реал.
К черту Мотла, решила Исобель с неожиданной яростью. Ухмыльнулась, и свет тройной звезды скользнул по темному силуэту корабля. Потом вид растекся – корабль нырнул в гиперкосмос игромирья.
Наступает новое время года, и очередной бог приходит на улицы и в переулки Центральной.
Есть боги ветра: на изящных крыльях-вайях парят они в небесах над крышами домов, распространяя вокруг мерцающую дымку; одни впитывают солнечный свет, другие впитывают дождь. Одни нежданно взрываются к удовольствию детей внизу, орошая мир обрывками света, или сладкими белыми сахарными волоконцами, или снами, что, подобно кротам, зарываются в ваш нод, чтобы через несколько дней или месяцев вы очнулись, осчастливленные воспоминаниями, которые улетучились навсегда.
Есть боги огня: они танцуют на металле, блестя старинными медными проводами, выпрыгивают из открытых бочек, в которых роботники разводят костры, или заводят песни из-за блестящих плоскостей, заставая чьи-то отражения врасплох. Есть боги земли: беззвучные, терпеливые, одни зарыты полностью, никто и не знает, что они здесь, другие поднимаются над поверхностью курганами и холмиками, на них можно лечь, прижаться к земле щекой, молиться без слов. И есть боги воды, журчащие в кране, скользкие, как угри, падающие с небес дождем, не будучи дождем: фрагменты цифровой мечты.
Боготворец приступил к работе в полдень, в день безоблачный и ясный, как детство. Он спокойно стоял на пешеходной улице Неве-Шанаан прямо напротив неимоверных ворот Центральной.
Руки боготворца двигались, рисуя сложный узор, – словно погодный хакер манипулировал видимым и невидимым. Брат Р. Патчедел, робопоп, только что вышел из ворот; он молча стоял у прилавка с овощами и фруктами и наблюдал.
– Не знал, что Элиезер вернулся, – сказал он мистеру Чоу, отцу Исобель; тот лишь пожал плечами.
– Он и не уходил, – сказал мистер Чоу и вгрызся в яблоко.
Руки боготворца танцевали в мире телесности, и все, у кого имелся нод, смотрели, как глубоко он загружается в мир виртуалья, в мару, реальную и ирреальную одновременно.
Боготворец делал жест, и возникали миры. Код спаривался с кодом; менялся; ветвился; соединялся и разъединялся, расщеплялся и развивался скоротечными эволюционными циклами, возможными благодаря виртуальной работе гигантских машин, сокрытых в самых Сердцах. Разумы рождались, как цветы. Когда кустарное Нерестилище обрело автономность, боготворец начал конструировать физическое тело бога.
Собралась толпа зевак. Элиезера не видели уже много лет, хотя его боги вечно появлялись, как тайное настоящее, на улицах Центральной.
Ибрагим и его мальчик приехали на телеге, которую неспешно тащила терпеливая кобыла. Остановились перед боготворцем и при помощи пары четырехруких марсианских Перерожденных стали разгружать телегу.
Элиезер работал и, работая, говорил, и слова его разносились далеко-далеко. Два мнемониста в толчее транслировали картинку тем, кто внимал им на Земле и во всей Солнечной. Исмаил и Кранки стояли рядом и, казалось, стробоскопически возникали и исчезали, глядя на свежеформируемого бога изнутри и вне ирреала.
Боготворец избрал металл, и дерево, и адаптоцветную технику; он собирал и выращивал структуру перед входом на Центральную. И, работая, говорил и пел, и слова его плыли по воздуху и бессчетным аудиоканалам.
