Но так уж все сложилось за последние несколько часов, что бросить его я не смогу. Впервые за свою жизнь в полной мере испытав на собственной шкуре знаменитое изречение Сент-Экзюпери, что мы в ответе за тех, кого приручили. Нет, дело не в ответе, как-то не так это звучит, как я чувствую. Скорее в беспокойстве, в совести, в волнении. Отвечать можно перед чужими, а для себя ответы не нужны. Нужно только знать, что твои действия не навредят и не обидят и не будет потом больно и стыдно смотреть в поверившие тебе глаза.
Но кроме Эри есть еще одна причина, по которой я никуда не уйду, как бы ни рвалась прочь душа. Банальная и недоступная, запертая вместе со смертельным заклинанием в сером бесформенном коконе саркофага с остановленным временем. И зря Байтарз что-то говорил мне сейчас про свободное тело, это не для меня. Каким бы оно ни было замечательно красивым, высоким или способным, но бросить свое, родное, которому ведьмы обещали вернуть косу природного цвета, а сама я хотела бы оставить поправленное лицо… Нет, никогда не смогу.
– Кэт, что ты молчишь? – начинает беспокоиться маг, и в его непроницаемо черных глазах я вижу отблеск беспокойства и почему-то сострадания. – Если ты мне не веришь или думаешь, будто я собираюсь сделать тебя рабыней либо запереть в замке, обещаю, ничего такого не будет. Ты станешь совершенно свободным человеком. Деньгами и жильем я тебя обеспечу и устроиться помогу. Мы, демоны, добро хорошо помним, и того, что я тебе жизнью обязан, никогда не забуду. Ведь если бы не ты, ее фокус с полом мог немного опоздать. Ну, решайся.
Я слушала и пыталась для себя понять, действительно Байтарз говорит правду или нет. И получалось, что он вполне мог и солгать, особенно если вспомнить слова Сирени про любовь демонов к интригам и выгоде. А если поразмыслить еще, сам же и сказал, что сидеть здесь пять лет не собирается. И что-то про дополнительную награду, обещанную Сиренью. А если предположить, что она обещала эту плату не за просто так? И что наш побег – это ее идея? Вот тогда все выходит очень правдоподобно, и сбежать нам не только удастся, а еще и помогут. Ведь не в первый раз ей такие интриги придумывать. А сыну скажет, что демон сделал мне очень выгодное предложение, да оно и вправду шикарное – не мучиться пять лет в теле безобразного монстра, а жить в нормальном человеческом. И сломленный мальчишка потеряет последнюю надежду на хоть чье-то понимание и помощь, а ведьма получит неограниченную власть.
Хотя в такую подлость мне очень не хочется верить, но шанс, что все повернется именно так, довольно велик. А еще выше другой – что, переселив меня в новое тело, демон забудет про свои обещания. И никаких доказательств, что он их давал, у меня не будет, ведь для ритуала переноса требуется полнейшее доверие и покорность. Значит, и размышлять не о чем.
– Никкутта я не ппойтту.
– Кэт, ты хорошо подумала?
– Ттта. Уххотти.
– Я уйду, но у тебя есть время до завтрашнего утра. Если все-таки передумаешь, сломай вот этот гвоздь, с твоими клешнями это будет нетрудно, – кладет маг на стол обычный для этого мира кованый штырек и, оскорбленно сверкнув глазами, решительно выходит из комнаты.
– Кде ты пппыл? – Похоже, мой вопрос совершенно не напряг появившегося в дверях охранника.
– Стоял за дверью.
– А ппочему ппуссстил тттемона?
– Я его не впускал. Он сам вошел. Еще до нашего возвращения.
– Ппочему не прокккнал?
– Ты же не приказывала.
«Странный у меня, однако, охранник, совершенно спокойно наблюдает, как по моей комнате расхаживает посторонний, хотя получил от князя четкий приказ никого чужого не пускать», – пытаюсь насмешливо фыркнуть я и, когда это не выходит, подозрительно всматриваюсь в гольда, заметил или нет мое усилие? Похоже, нет. Хотя огромные глаза странно косят в какой-то непонятной мне гримасе. Словно указывая куда-то ему за спину. Но там ничего нет! Только пара стульев по бокам огромного платяного шкафа.
Что, в шкафу? Щас посмотрю.
Да нет тут никого, и одежды тоже нет. Висит на крючке чей-то забытый поясок, и больше ничего, кроме пыли. Похоже, во дворце Роула не одна Биша не любила воевать с пылью.
– Делссс… – начала было я фразу о непонятных выходках некоторых гольдских воинов, но, увидев его гримасу, в которой досада, тревога и возмущение смешались в невообразимый коктейль, продолжила совсем не так, как собиралась: – Скашши, штоп ппыль упппрали.
– Обязательно скажу, – вздохнул с облегчением гольд и, многозначительно вытаращив и так огромные глаза, заговорщицки предложил: – А ты не хочешь, пока будут убирать, погулять по парку? Чтобы пыль так не раздражала.
Вроде обычные слова, но почему он смотрит уныло и разочарованно, как преподаватель, давший ученикам простейшую задачку и получивший тридцать различных результатов? Причем среди них ни одного верного.
Но меня такие взгляды всегда задевали, не люблю ни нерешенных задач, ни снисходительного отношения. Поэтому, неспешно отходя от шкафа, я не переставала его внимательно изучать, благо для этого мне не нужно поворачивать ни голову, ни туловище. Крабьи глаза имеют обзор триста шестьдесят градусов и могут одновременно смотреть в разные стороны. Вот только я пока к такому обзору никак не могу привыкнуть.
Я почти сломала себе мозги решением неизвестной проблемы, как вдруг внезапно вспомнила про свое недавнее открытие. И тут же, проверив внезапную догадку, мысленно хихикнула. Гольд был прав. Не стоит ничего важного рассказывать в этой комнате. Да и почти во всех остальных на этом этаже – тоже.
– Проффоди кккулять, – командую охраннику и первой выхожу в коридор.
Сад оказался еще лучше, чем я запомнила по первому дню и нескольким прогулкам с Роулом. Обернувшийся разноцветной лентой вокруг дворца, он выглядел невероятно просторным и загадочным. Извилистые дорожки приводили то к беседке, то к мостику через обдающий ледяными брызгами поток, то к разнообразным по форме клумбам. В одном углу светила золотистыми стволами почти прозрачная рощица, в другом – загадочно переплелись над дорожками густо усыпанные цветами лианы, в третьем – под величественным деревом, похожим на дуб, стояло несколько замшелых скамеек и каменный стол. А были еще четвертый, пятый и неизвестно какой по счету углы и закоулки. Словно у дворца не меньше двадцати стен, хотя мне ясно помнилось, что форму он имел обычную, прямоугольную, только с каждой стороны тянулись вверх ряды стройных башенок, соединенных между собой ажурными и невесомыми на вид каменными мостиками.
В конце концов Делз привел меня к стоящим на пригорке живописно сложенным из неотесанных камней воротцам, увитым колючими дикими розами, причем с одной стороны цветы были белоснежные, а с другой – бархатисто-бордовые. Сразу за воротцами вниз спускалась пологая лестница из цельных плит, заканчивающаяся на берегу уходящего под стену бурного потока. Здесь из таких же огромных плит была выложена прогулочная набережная с коваными перилами и витыми фонарными столбиками.
– По этому ручью Фус вынес тебя за стену, – неожиданно сказал Делз, и все во мне замерло.
