– Просто еще толком не проснулся, – молодой человек вздохнул, отворачиваясь в сторону, словно внезапно нечто интересное у газовой плиты привлекло его внимание. – И получается, на этом все – мы свое дело сделали?
– Именно. Дальше в дело пускай вступает полиция: выясняет заинтересованных, проводит опрос населения, устраивает следственные эксперименты, мы не собираемся выполнять за них всю работу.
– Вот ни убавить ни прибавить! – с довольной улыбкой Алевтина хлопнула ладонью по столу. – Первое расследование – и сразу в яблочко! Да мы все дела как орешки перещелкаем! Лучшее агентство у нас будет, самое знаменитое, самое дорогое…
Феликс поморщился и прервал восторги:
– Наше первое расследование еще далеко от завершения, а это так, мелкая услуга представителю власти ради установления доверительных отношений. Верно говорю, Никанор Потапыч?
Старик в ответ чинно кивнул.
– Так, барышни, чай, смотрю, уже допили, ступайте будить Ефремовну, а вы, – Феликс посмотрел на Геру, потом на Никанора, – попробуйте привести в чувство Мухина с Сабуркиным. Сам не рискну, боюсь с эмоциями не совладать.
– Понятно, – улыбнулся парень, поднимаясь из-за стола, – сейчас все сделаем, не беспокойся.
– Я там во дворе шланг поливочный видал, понадеюсь, что он работает, – сказал старик и направился к выходу.
Кухня опустела, Феликс остался в одиночестве. Он вытянул ноги, скрестил руки на груди и закрыл глаза, ощущая потребность хоть ненадолго отгородиться от шумного, яркого, суетливого мира, от клеенчатой скатерти на столе, от голосов за окном, от того, что в машине заперты ворон с крысой и они, должно быть, еще с ночи голодные… Их надо было бы проведать, но тело налилось каменной усталостью, не позволяя шевелиться. Требовался отдых, пускай короткий, хотя бы пара минут.
Но в салоне «Ауди S8» никто и не думал страдать от голода. Напротив, ее тайные пассажиры были так заняты, что напрочь забыли о еде: Паблито старался выпытать, отчего же крыс задержался на этом свете раз эдак в двадцать дольше, чем природой положено его крысиному народцу. А Дон Вито всячески уклонялся от правдивого рассказа. В конце концов, это непонятное упрямство разозлило птицу, ворон перепорхнул с пола на заднее сиденье и гневно каркнул:
– Сейчас обивку клювом раздеру и скажу Феликсу, что это ты сделал!
– Ладно! Хорошо! – испуганно воскликнул крыс. – Сейчас расскажу, раз уж тебе интересно.
– Давно бы так!
Паблито остался на краю сиденья, а Дон Вито походил туда-сюда и уселся на полу. Свесив клюв и глядя на крысу сверху вниз, ворон приготовился слушать.
– Наш Феликс немало путешествовал, знался со многими известными людьми, – заговорил Дон Вито. – Для всех ныне живущих эти люди всего лишь исторические персоны, книжные буквы и картинки, а для Феликса они были и остаются живыми. Все, с кем он сближался, не важно с какой целью – наказать или возвысить, одинаково важны для него. Он помнит все их недостатки, привычки, как звучали их голоса. И я почти уверен, что для людей, вызывавших в нем живой интерес, Феликс становился прекрасным другом, возможно, даже покровителем.
Ему начинали доверять, несмотря на очевидную странность и в его облике, и в образе жизни и забывая о том, что нельзя увидеть глазами, но ощущаешь сердцем: опасность, исходящую от него смертельную опасность. Но, желая сближения, Феликс, как я понимаю, умудрялся переломить, поменять отношение к себе со страха и неприятия к доверию.
– Ты к чему это все? – Птица в нетерпении потопталась по сиденью. – Когда дойдешь до сути?
– Сейчас-сейчас, минутку погоди, я не просто так рассказываю, хочу, чтобы ты меня правильно понял.
– Не такой тупой, как тебе хочется! Все прекрасно пойму, давай суть!
Дон Вито покорно кивнул и продолжил:
– Это произошло в тысяча шестьсот девяносто первом году. Испанские галеоны захватили османскую галеру, шедшую в Константинополь. На борту турецкого корабля оказался известный врач и алхимик Али Бен Гусейми. Его доставили в Мадрид прямиком ко двору короля Карла Второго по прозвищу Одержимый. Дитя кровосмесительных браков, король этот страдал множеством болезней, был очень уродлив, имел дурной характер и глупую голову. С детства его окружала армия врачей, но никто толком не смог ему помочь. Решили испытать и возможности турецкого алхимика. Карл пообещал даровать ему жизнь и приличное существование в обмен на то, что он его излечит и продлит годы жизни. Какое-то время Али Бен Гусейми удавалось облегчать его болезни, но Карл хотел большего, теперь он требовал от алхимика едва ли не эликсира вечной жизни. Гусейми взялся создавать магическое снадобье, но то ли дела не шли, то ли он не особо и старался сделать короля-дегенерата бессмертным, в общем, нетерпеливый Карл заточил его со всем необходимым алхимическим оборудованием в тюрьму, чтобы там врачевателя ничто не отвлекало.
Феликс, в то время так же проживавший в Мадриде, не близко, но все же знавался с Гусейми, его интересовала медицина после истории с чумой, когда умерли его родители и он сам едва остался жив. Феликс прознал, что алхимика собираются казнить по прихоти нетерпеливого Карла. Тюремные стены с решетками не были преградой для вампира, и Феликс помог ему бежать сначала из тюрьмы, потом из страны. Оба они понимали, насколько опасно продлевать жизнь и годы правления такого со всех сторон неполноценного короля. Но к тому моменту эликсир был уже готов, и в благодарность за спасение Али Бен Гусейми отдал его Феликсу, даже не подозревая, что тот ему без надобности. Конечно, эликсир не делает живое существо действительно бессмертным, но способен продлить жизнь лет на двести-триста. Такая вот история в кратком изложении.
Дон Вито замолчал. Воцарилась тишина. Приоткрыв клюв, Паблито таращился на крыса с таким видом, словно его внезапно хватил столбняк. Дон Вито пригладил лапками усы и шумно вздохнул, ожидая, когда птица придет в себя. Паблито приоткрыл шире клюв и прохрипел:
– Ка-а-а-ак?! Феликс владел эликсиром такой силы, такой возможности и отдал его тебе? Потратил драгоценное долголетие на какую-то ничтожную крысу?!
– Я был уже довольно стар, когда мы сблизились, – развел лапками Дон Вито, ничуть не обидевшись на «ничтожную крысу», – мне недолго оставалось. А Феликс не захотел меня отпускать. Эликсир бессмертия был его собственностью, его личным делом, он мог потратить его как угодно, по своему усмотрению. Он выбрал меня, сам я не напрашивался, я ведь даже не подозревал, что у него есть такое снадобье. И вот как-то вечером…
– Все, хватит, молчи!
Опустив клюв, ворон прошелся по сиденью, забился в угол у дверцы и замер, нахохлившись.
– Так и знал, что ты расстроишься, вот и не хотел рассказывать, – грустно пискнул крыс.
– Молчи-и-и-и! – мрачным эхом прозвучало в ответ.
Снова тяжело, даже виновато вздохнув, Дон Вито запрыгнул на рычаг коробки скоростей и перебрался на водительское сиденье, чтобы не мозолить глаза потрясенной птице. Привстав на задние лапки, крыс оперся передними о ручку двери, вытянулся и посмотрел в окно. Из машины просматривался забор и часть двора, куда ушли Феликс со стариком. Виднелась беседка, вокруг которой шла какая-то возня. Желая рассмотреть получше, Дон Вито забрался на спинку сиденья и уткнулся носиком в стекло. Юрист Герман поочередно тормошил двоих мужчин, одетых в женские халаты: в одном крыс признал сотрудника агентства, в другом районного участкового, которого неоднократно видел, сидя в клетке на окне кабинета Феликса. Старик-оборотень поливал обоих мужчин из садового шланга, те вяло отмахивались от водяной струи, но невольно начинали шевелиться.
