– Ты прав. Благодарю, – ответил египтянин на том же языке. Мужчина с готовностью шагнул к дивану и опустился на мягкое сиденье. – Безумно устал. Как же рад, что ты пришел! Можешь назвать свое имя?
– Зови меня Анубисом.
Феликс вышел в центр комнаты, остановился в метре от него и заложил руки за спину.
– Хорошо, – кивнул Хатем. – Тебе подходит имя проводника умерших в загробный мир.
Откинувшись на спинку дивана, мужчина уставился в потолок, немного послушал отдаленный вой автомобильных сигнализаций за окном, после произнес с легкой, отстраненной улыбкой:
– Ты начал говорить на арабском, теперь говоришь на древнеегипетском. Очень хорошо говоришь. Мой дед прекрасно разговаривал на древнеегипетском, арамейском и на аккатском.
– Он был историком?
– Профессором Каирского университета, специалистом по древним манускриптам.
– Должно быть, очень интересный собеседник.
– Очень, – кивнул Хатем. – Жаль, что я имел счастье общаться с ним в последний раз, когда мне было четыре года.
– Тебе удобно говорить на старом языке или хочешь перейти на современный язык Египта?
– Все равно. Удобно и так.
– Можно я присяду?
– Будь моим гостем, – взмахнул рукой молодой мужчина. Феликс принес из спальни прикроватный пуфик, опустил его посреди комнаты напротив дивана и сел. Поставив локоть на колено, он подпер кулаком подбородок и произнес:
– Можно задавать вопросы?
Хатем рассмеялся, расслабил узел галстука, по-мальчишески взъерошил пальцами волосы и ответил:
– Все что хочешь! Все двери открыты моему гостю!
– Цветы, яды, перстни-отравители – это очень красиво, надо отдать должное. Расскажи мне об этих кольцах, великолепных копиях перстней…
– …Чезаре Борджиа, Марии Медичи, Генриха Птицелова, Симона де Монфора, – закивал Хатем. – Моя семья владела оригиналами перстней и их репликами. У нас большая коллекция.
– Боюсь разочаровать, но твоя семья, скорее всего, владела копиями времен оригиналов и репликами копий. А настоящие перстни либо канули в реку времени, либо остались в семьях.
– Не хочу верить в это, – поморщился Хатем. – Я касался их, играл с ними, ощущал связь времен и сил…
– И взял реплики – дубликаты колец – для убийства?
– Да. Они давали мне силу, они касались рук выдающихся людей. Я изучил их до каждой мелочи, до всякой потертости, до каждого изъяна… в них заключено истинное могущество!
Феликс сунул руку во внутренний карман пиджака, вынул перстень в виде головы льва и протянул его на раскрытой ладони собеседнику.
– Этот перстень принадлежал моему двоюродному деду Сезару Борха. Это был его любимый перстень. Скольких он убил этим кольцом – не перечесть. Если верить тебе, то металл этого перстня хранит тепло его крови и кожи, его мысли, его поступки…
– Его энергию! – перебил Хатем, неотрывно глядя на золотое кольцо, лежащее на белой ладони.
– А этот перстень, – Феликс вынул из кармана точно такое же кольцо, – реплика кольца, сделанная во время жизни Сезара. Ощутишь разницу?
– Ты правда можешь дать мне их в руки? – Лицо Хатема озарилось восторженным интересом, и глаза его сделались светлыми, прозрачно-хрустальными.
– Могу, конечно. Но почему ты мне веришь?
Свет мгновенно погас, словно на лицо набежала тень и скрыла хрусталь в глазах.
– Потому что ты – Анубис, – сдержанно ответил Хатем. – если ты думаешь, что мне так важны все эти кольца, то ты заблуждаешься.
– Может ли заблуждаться Анубис? – Феликс убрал перстни обратно во внутренний карман пиджака и поманил его движением руки. – Или может?
– Все что угодно может Анубис.
Не меняя положения, Хатем, словно ртуть, стек с дивана, становясь на колени. Так, на коленях, и подошел к сидящему гостю и уткнулся лицом в его руки. Феликс провел ладонью по его волосам и тихо произнес:
– Ты так ждал меня?
В ответ мужчина лишь кивнул.
– Теперь все хорошо, – белые пальцы тихонько погладили мягкие волосы, – все позади. Это было прекрасно, мой мальчик, красиво и великолепно. Виртуозная игра.
Хатем поднял светящееся счастьем лицо и посмотрел в бездонно-синие глаза.
– Я знал, верил, что кто-то сможет оценить!
– О да, я оценил. Могу спросить, зачем ты все это устроил?
– А я могу сесть обратно на диван?
– Конечно.
Мужчина вскочил на ноги, бросился к дивану, уселся, ожесточенно потер ладони и уставился на своего собеседника с широкой белозубой улыбкой, ожидая вопросов.
– Что случилось с тобой, Хатем, в Анголе в семьдесят пятом году? Чего ты до сих пор не можешь забыть? Во что ты вложил столько труда? – Феликс потер кончиками пальцев руки, словно они испачкались от прикосновения к человеку.
– Ты и это знаешь? – воскликнул Хатем, но сам себя поправил: – Прости, Анубис! Тебе правда интересно узнать?
– Представь себе, да.
– Хорошо, – Хатем положил ногу на ногу и сцепил руки в замок. – Мой отец Салех Морси был финансовым консультантом Роберто Холдена. Знаешь, о ком я говорю?
– Да, премьер-министр в изгнании. Он вернулся в Анголу незадолго до начала гражданской войны. Твой отец консультировал его по вопросам алмазодобывающих шахт? Поправь, если я ошибаюсь.
– Нет, ты опять прав. У отца был долгосрочный контракт, поэтому он поехал с семьей. Нас поселили в резиденции. Через четыре дня начался военный переворот, резиденцию брали штурмом. Отца и мать застрелили, меня кто-то выбросил через окно второго этажа, я это плохо помню. Потом где-то неделю не помню совсем, память начинает отсчет с того момента, как меня забрали родственники – дядя и какие-то его друзья. Как они меня нашли, как вывезли в Каир – этого я тоже не помню. Но зато я прекрасно запомнил тех, кто убил мою семью. Я поклялся отомстить им. Вся моя жизнь была только ради этого. Хотя нет, ради совершенно другого момента…
– После ты собирался на Кубу?
– Конечно. – И Хатем вдруг пропел на ломаном русском: «Куба, любо-о-ов мойа!..»
– «Остров зари багровой», – кивнул Феликс, отчего-то разглядывая складки штор позади дивана. – Твои родители погибли случайно. С финансовыми консультантами там никто не воевал, это были, скорее всего, шальные пули. Ты решил погубить и свою жизнь, просто отдав ее делу мести? Вложив всего себя, весь свой талант, потенциал в уничтожение всех, кто участвовал в штурме резиденции?
Хатем приподнял подбородок, посмотрел прямо в лицо своему собеседнику и мягко улыбнулся.
– Если бы не они, моя жизнь сложилась бы совсем иначе. Мне была уготована иная судьба.
