Однако стоило им выйти из ворот, как в дальнем конце улицы раздались крики. К дому бежал один из воинов, что держали дозор на стенах города. Ведьма остановилась. Годы опыта убедили ее в том, что если на ее улице появляется бегущий человек, то несется он непременно к ней. Бровки девушки сами сошлись вместе.
– Буяна Гориславовна! Не откажи, сделай милость! – Воин еле успел затормозить. – Меня Горыня послал. Велел без тебя, надежа наша, не возвращаться!
– Да что случилось-то, в конце концов?! – Настроение у ведьмы сразу же упало.
– Да один из обережных амулетов перестал работать. А волхв уехал! Поди посмотри, сделай милость!
– Как – перестал работать?! – опешила Буяна. – Что, совсем?!
Обережные амулеты стояли на стенах города, в башнях. Их задачей было защищать жителей от чародейства вражеского, от болезней заразных, от нежити всякой в конце концов. Во время штурма обороной конечно же занимались и все маги, что оказывались в городе, но амулеты должны были брать на себя основную часть заклинаний и позволяли городу выдерживать колдовскую атаку, в случае если маги исчерпали свою силу. Хотя если чародей, волхв погибал или на момент осады в граде его не было, на амулеты особой надежды не возлагалось. Они защищали лишь от самых простых заклятий.
Но без них город можно было взять одним махом. Поэтому за их исправной работой следили постоянно и самым внимательнейшим образом. Волхв раз в седмицу обязательно обновлял их.
Так что поломка одного из них была делом и вовсе не слыханным. Буяну, хоть она и отбрыкивалась, волхв Белозор все равно привлек к работе с амулетами. Она ругалась, ворчала, вредничала, требовала от него, чтобы он наконец завел себе ученика и отстал от нее. Ничего сложного в оберегах не было, но эта работа выматывала, требуя огромной траты волшебных сил. Волхв питался ими от природы, богов. Буяне приходилось труднее. Сила, которой она владела, была куда слабее, хотя это и позволяло ей больше помогать простым людям в их обычных нуждах, ведь гадания или заговор против засилья мышей требуют намного меньше чародейства, хотя и более тонкого его плетения.
Варлок было дернулся вслед за девушкой, но та покачала головой:
– Тебе на стену нельзя, ты же понимаешь.
Чародей понимал, но это ему не нравилось. Что поделаешь, в новом месте придется строить отношения и завоевывать доверие заново.
Буяна кошкой черной взлетела на стену. Благо по этим ступенькам не раз бегала. Наверху ее ждал Горыня.
– Буянушка, наконец-то! Погляди, девонька, что тут мои оболтусы натворили!
Дружинный голова положил ей руку на плечо, направляя к амулету. Ведьме хватило одного взгляда, чтобы понять, как он встревожен. Горыня был уже в годах, но крепок как дуб вековой. Невысокий, но неимоверно широкий в плечах и вообще в туловище, он казался непробиваемым и неподвластным никаким напастям. Буяна безмерно уважала и любила его. За надежность, за порядочность, за отеческую ласку. Не раз он бывал гостем в ее доме, не раз давал добрые советы, а порой вытягивал красавицу из цепких объятий отчаяния. Но и Горыня не мог нарадоваться на ведьмочку. Именно ей принадлежало авторство многих сюрпризов, что имели в своем арсенале воины князя. Дружине порой приходилось сталкиваться с врагами и в чистом поле, и к стенам Зареславы те иногда подходили. Вот тогда Горыня искренне радовался, что Буяна на их стороне. Более хитрой, опасной и вредной ведьмы и представить нельзя.
– Что случилось, Горыня? – прошептала девушка.
Тот, жестом отослав идущих рядом воинов, повел ее к испорченному амулету:
– Сама посмотришь. Но не нравится мне это.
– Кто бы сомневался. Князю доложили?
– Сам прознал. Поглядь, девонька, может, зря я столько шуму поднял.
– Что, уже весь город на осадном положении? – усмехнулась она.
– Стража так точно, – хмыкнул воевода и остановился, сам зная, насколько близко немагу можно подходить к амулету, чтобы не исказить исходящее от него волшебство.
Буяна скользнула вперед и настроилась на чародейство. Оберег едва заметно, легонько подрагивал в своей сердцевине. Девушка облегченно выдохнула: по крайней мере, испорчен не до конца. Ведьмочка облизнула губы и сделала еще шаг вперед. Исходящее от амулета сияние поглотило ее ладную фигурку. Под тончайшим горным хрусталем билось сердце оберега – перо жар-птицы. Даже закрытое, оно светилось и грело, кружило голову силой неведомой. Колдунья вплотную приблизилась к нему, положила ладошку на хрусталь. В раскосых зеленых глазах зрачок сузился, превратившись в вертикальную полоску. Пришло время волшебства. Жар сверкнул в омуте очей прекрасных.
Спустя весьма долгое время Буяна вышла из сияния, покачиваясь и ругаясь на чем свет стоит. Опытные стражи мигом поняли по свечению, что амулет вновь работает как должно. Распознал это и Горыня. Никаких колдовских способностей у него не было, но все, что нужно было знать про магию для защиты города и победы в бою и что можно было опознать, не имея оных, он знал. В руке воевода уже держал кувшин с чистейшей родниковой водой, который без разговоров сунул ведьме, придержав девушку – на всякий случай: бывало, чародеи лишались чувств после работы с амулетами такой силы.
Буяна жадно хлебала воду, восстанавливая силы.
[7]
Лучше, конечно, из самого источника, но так тоже ничего. Все-таки Горыня молодец, точно угадал момент, когда водичка понадобится.
– Уфф! – оторвалась она наконец, заметно повеселев. – Горыня, ты человек!
– Рад услужить, госпожа чародейка, – отвесил он ироничный поклон. – Ну а теперь, краса моя, расскажи, что же там произошло.
Девушка сверкнула очами зелеными и тут же нахмурилась:
– Оберег я восстановила. Хотя волхв был бы лучше. Тяжеловато это для меня, Горыня. Не моя стезя. А вот случилось что, я могу тебе сказать. Испортили его. Вернее, попытались. Не чародей работал, это я тебе точно скажу. Хотя чародея я бы и так учуяла…
Она неожиданно оборвала повествование, сурово уставившись на воеводу.
– Ты чего ухмыляешься, пень старый? – рыкнула на него.
– Да видел я сегодня, как ты чародея нового учуяла! – чуть ли не заржал тот.
Ведьма недобро глянула на старого воина:
– Ты, Горыня, не зная дела, не лезь. А то, не ровен час, лишишься дурного своего языка.
– А что? Мне парень понравился, – не мог успокоиться воевода. – Всячески одобряю.
Колдунья заскрипела зубами.
– Не кипятись, девонька, ты ж знаешь, давно тебя замужем хочу увидать. Ведьмончат маленьких понянчить. Прости старика, – покаялся дружинный голова.
