– Как… как он умер?
Рафаэль поднял на нее измученные глаза:
– Ты все слышала.
– Я не верю ей.
– Нет?
– Нет, – сказала Аллегра, но в голосе ее послышалась неуверенность.
– Тебе стоит ей поверить, – произнес Рафаэль, отворачиваясь.
– Почему бы тебе не рассказать мне свою версию? – настаивала Аллегра. – Что случилось на самом деле?
– На самом деле? – Яростно взъерошив волосы, Рафаэль вдруг замер. – Мой отец покончил с собой, и я был последним, кто видел его живым.
Сожаление, облегчение и тревога атаковали Аллегру одновременно.
– Но это же не означает, что ты его убил…
– Я довел его до суицида, а потом не сумел остановить, когда он нажал на спусковой крючок.
– О, Рафаэль…
– И мама с сестрой обвинили меня в его смерти. И правильно, потому что я не мог…
– Но это не было…
– Знаешь, что я сказал ему до того, как он выстрелил? – перебил Рафаэль. – Я жаловался ему, что придется уйти из частной школы, потому что у нас больше нет денег. Отец потерял все, а я хныкал из-за школы. – Он медленно покачал головой, словно не веря самому себе.
– Рафаэль, ты был ребенком…
– Эгоистичным, глупым ребенком. И из-за этого погиб мой отец. Он заперся у себя в кабинете… – Он снова помолчал. – Но хватит об этом. Анжелика больше меня не увидит, а ты можешь ехать назад в поместье. Не следовало мне брать тебя с собой в твоем положении.
– Но я не инвалид! – воскликнула Аллегра, ощущая, как сердце ее сжимается от жалости и любви.
Однако выражение лица Рафаэля оставалось неизменным, а когда она потянулась к нему, он отшатнулся.
– Я договорюсь о том, чтобы тебя доставили на виллу.
– А ты?
Рафаэль покачал головой:
– У меня незаконченное дело.
Аллегра лишь беспомощно смотрела на него.
– Прошу, не делай этого, Рафаэль, – прошептала она, но он уже вытаскивал телефон.
Глава 14
Отперев входную дверь, Рафаэль почувствовал, что каждый мускул в теле ноет от усталости. Всю неделю он провел в работе, попутно стараясь забыть Аллегру, ее милое личико, чтобы, вернувшись домой, снова установить между ними барьер. Все попытки оказались тщетными.
Было уже поздно, и вилла погрузилась во мрак. Хорошо было бы, если бы все уже спали. Рафаэль намеревался тихо пройти в свою спальню незамеченным. Но не успел он сделать шаг, как послышался скрип лестницы. Повернувшись, он увидел Аллегру. Волосы ее рассыпались по плечам, а прозрачная сорочка почти не скрывала округлой фигурки. Почувствовав пробуждающееся желание, Рафаэль подумал: сможет ли он свести все просто к сексу?
Девушка сделала шаг вперед.
– Рафаэль, – тихо произнесла она, и в голосе ее не было обвинения – только тепло.
Он отвернулся.
– Я думал, ты уже спишь.
– Я ждала тебя.
– Ты не знала, что я сегодня вернусь.
– Да. – Девушка тихонько рассмеялась. – Я ждала всю неделю, Рафаэль.
– Напрасно, – отозвался он, чувствуя, как защемило в груди.
– Почему? Почему ты снова меня отталкиваешь?
– А ты почему меня не оттолкнешь? – неожиданно для самого себя выпалил Рафаэль, поворачиваясь к Аллегре. – Почему до сих пор здесь?
Она в смятении посмотрела на него:
– Ты хочешь, чтобы я уехала?
– Нет. – Рафаэль потер глаза. Казалось, что-то внутри надломилось, и он не мог определить это, назвать даже для себя. – Мне нужно выпить.
Аллегра прошла за ним в гостиную, где Рафаэль налил себе приличную порцию виски и выпил его одним глотком. Он чувствовал стоящую за спиной девушку, ее смущение и печаль. Тут он услышал странный звук, словно Аллегра что-то передвигала или открывала. Однако не повернулся, продолжая стоять спиной к ней и желая лишь одного – чтобы она ушла. Хотя часть его отчаянно этого не хотела.
Первая печальная нота повисла в воздухе, проникая в самое сердце, пробуждая, шокируя… Аллегра играла на виолончели. Медленно повернувшись, Рафаэль посмотрел на нее. Рыжие волосы рассыпались по плечам, и казалось, что вокруг ее головы сияет нимб. Лицо серьезное и сконцентрированное. Вот смычок пробежал по струнам, и еще одна звучная нотка пролетела по комнате.
– Но… ты сказала, что не играешь. Не играла уже десять лет.
Аллегра подняла глаза – огромные и прозрачно-серые, и Рафаэль вздрогнул, столько печали было в ее взгляде. Столько… любви?
– Все верно. Но я хочу сыграть для тебя. Музыка… – Она умолкла на миг. – Музыка всегда была для меня величайшим утешением. И я не знаю, как еще я могу тебя утешить.
Склонив голову, она снова начала играть, и каждая нотка – ясная, чистая, пронзительная – завораживала. Чувствуя ком в горле, Рафаэль сел на диван, ощущая, как музыка обволакивает его, ломает… в его душе не осталось живого целого места, лишь острые осколки. Из горла его вырвалось рыдание, и, если бы не смятение чувств, он бы устыдился самого себя. Аллегра же продолжала играть, и мелодия словно распутывала его душу. Он всхлипнул снова – и вот она уже стоит перед ним на коленях, уткнувшись лицом в его грудь и что-то шепча. Тихие слова, точно острые стрелы, пробивали броню, которой он себя окружил.
– Я люблю тебя, Рафаэль, и ничто больше не имеет для меня значения. Прошу тебя, поверь мне – прошу!
Он был беззащитен против ее искренних слов.
– Как ты можешь меня любить?
– А как иначе? – Она сжала губы. – Я полюбила тебя в тот самый вечер, когда мы встретились на поминках отца.
– Но я лишь пытался соблазнить тебя.
– А я хотела этого. Я увидела в тебе нечто, чего искала всегда, – это было скрыто под маской, но твоя сущность все равно угадывалась. Не отворачивайся от меня из-за страха. – Аллегра провела рукой по его щеке. – Ведь именно страх заставлял тебя держать дистанцию, не так ли? Ты боялся пострадать.
Рафаэль закрыл глаза, не желая признавать ее правоту.
– Не думал, что кто-либо меня полюбит. После… смерти отца. – Он покачал головой, и Аллегра его поцеловала. – Как мог он так поступить? Как мог отвернуться от меня и убить себя? Ведь я умолял его, Аллегра, кричал, стучал в дверь, и все же он сделал это, зная, что этот поступок повлияет на нашу жизнь – мою, мамину и сестры. Как он мог?
Последние слова Рафаэль выкрикнул обиженно и звонко, точно огорченный ребенок. Горе копилось в нем все эти двадцать лет, оставляя шрамы на сердце. Любовь Аллегры лишь пробудила старую боль.
– Я ведь задавала тебе похожий вопрос, – прошептала она. – Помнишь? Ты сказал мне, что это не моя вина. Теперь я говорю тебе то же самое. Твой отец был в отчаянии, Рафаэль, он сам довел себя до такого состояния – а виной тому был мой отец. Это не твоя вина и не моя. Давай оставим прошлое позади и будем думать о будущем, ради нашего ребенка и нас самих.
