И Аини подтвердила ее подозрения:
– То, что должна была сделать ты. Умащала стопы Бенгет кровью раба!
Лирин не успела ответить. Толпа рабов, только что мирно сидевших на коленях, вдруг разволновалась, загудела, точно разбуженный улей. И над этим гулом, перекрывая его, звуча, как удар гонга, раздался голос палача, сопровождаемый свистом плети:
– Девяносто восемь! Девяносто девять! Сто!
– Сто! – крик палача потонул в общем гомоне.
Некоторые из рабов вскочили на ноги, желая рассмотреть, что творится там, у столба. Но короткие кнуты в руках аскаров тут же заставили их вернуться на место.
Не сдержавшись, Лирин тоже привстала. Солнце, замершее в зените, било прямо в глаза, не давая увидеть ту часть площади, которая интересовала ее сейчас больше всего. Прикрыв глаза ладонью, девушка поняла, что от позорного столба в ее сторону движется человек. Мужчина. Крупный мужчина.
Дворцовый палач.
Она надеялась увидеть и того, другого, но палач шел один, и кроме него на песке не было больше ни одного человека.
Внутри у Лирин все сжалось и похолодело. Она застыла, чувствуя, как сухой, раскаленный воздух Амарры проникает ей в горло и застревает там колючим комком. Превращается в яд. Наполняет легкие, струится по венам, делая тело чужим и непослушным.
А палач, между тем, становился все ближе. Он шел, послушно опустив голову и блестя на солнце выбритым черепом. По его мясистой груди и животу, смешавшись с потом, стекали брызги крови, упавшие во время экзекуции. Кровь была на его лице, на руках, на коротких кожаных штанах. Даже жилистые волосатые ноги были заляпаны. Он весь был в этой крови.
Вот только принадлежала она не ему.
Схватившись одной рукой за подлокотник кресла, Лирин хотела сделать шаг вперед, но ноги стали вдруг непослушными. Ослабевшие колени подогнулись, и девушка медленно, точно во сне, опустилась назад на бархатное сиденье. В голове назойливой мухой жужжала одна-единственная мысль:
Где Эйхард?
Слева от позорного столба мелькнули какие-то фигуры. Лирин узнала прислужников из дворцового святилища. Только личные рабы Мелек имели пурпурные набедренные повязки. И двое из них сейчас тащили по песку бездыханное тело Эйхарда орн Дриза. Следом за ними тянулась широкая кровавая полоса…
Нет, только не это. Он не упал. Не мог упасть.
Этого не должно было случиться!
Глаза Лирин оставались сухими. Но их жгло от сдерживаемых слез. Это маленькая рабыня из Керанны могла позволить себе разреветься. В Ангрейде слезы оставались единственным женским оружием. А вот для наследницы Маренкеш слезы были бесценной роскошью. Женщины Амарры не плачут. Особенно, о рабах.
– Ясновельможная госпожа! – приблизившись, палач бухнулся на колени и приложился губами к ее подолу. – Ваш покорный слуга выдал провинившемуся сто плетей, как и было приказано.
– И?.. – она осеклась. Судорожно впилась ногтями в колени, даже не замечая, как на нее с интересом смотрит сестра.
Если Эйхард не выдержал и упал…
– Этот тан оказался на диво крепким, моя госпожа. Даю руку на отсечение – он двужильный. Даже сознание ни разу не потерял. Только…
– Что «только»? – забывшись, Лирин подалась вперед.
Палач слегка замялся.
– Ну… немного столб попортил. Едва не выкорчевал из земли. Да и грыз он его от боли.
Девушка ошеломленно переспросила:
– Грыз?
– Чтобы не кричать. Он настоящий воин.
Это было сказано с уважением, которого дворцовый палач не скрывал.
– Тогда, куда его понесли? В святилище?
– Нет, госпожа. В лазарет.
Лирин с трудом удержалась от облегченного вздоха. Только немного прикрыла глаза, мысленно благодаря Бенгет за эту милость.
– Он… сильно пострадал?
Она старалась говорить ровно, но голос все равно предательски дрогнул. Девушка надеялась, что этой секундной слабости никто не заметил. А если кто-то и обратил внимание на то, что голос наследницы дрожит, то не придал этому значения.
Как же она ошибалась!
– Если прикажете, он уже завтра будет отправлен в шагран и сможет тренироваться, – ответил палач.
– Вижу, Мелек была права. Тебя беспокоит здоровье этого тана? – усмехнулась Аини, с интересом наблюдая за сестрой. – Не переживай, он живучий. Через недельку станет как новенький.
Лирин невольно передернула плечами. Девчонка начинала ее раздражать. Развернувшись к ней, девушка сухо поинтересовалась:
– Это тебе тоже Мелек сказала? Не слишком ли много она берет на себя? Кажется, в обязанности дворцовой жрицы не входит слежка за личной жизнью наследницы?
Аини тут же отвела взгляд, словно почувствовала, что перешла границы дозволенного. Опустила ресницы и сделала вид, что ее внезапно заинтересовала вышивка на подоле.
Лирин пару секунд продолжала прожигать взглядом черноволосый затылок сестры. Потом обернулась к палачу и спокойно сказала:
– Пусть этот тан находится в лазарете, пока его раны не заживут. И проследите, чтобы за ним был самый лучший уход.
Если палач и удивился, услышав эти слова, то не посмел подать вида. Но в глазах Аини блеснуло что-то, похожее на торжество. Вот только этого блеска никто не увидел, уж очень тщательно она рассматривала цветы на своей тунике, вышитые дворцовыми мастерами.
Лирин поднялась, стараясь сохранить царственную осанку. Вслед за ней тут же вскочили рабы, готовые сопровождать свою госпожу. Обернувшись, девушка окинула задумчивым взглядом медленно расходившуюся толпу и желтый песок, заляпанный бурыми пятнами крови, и тихо, словно самой себе, произнесла:
– Он должен быть жив и здоров, когда придет время Игр. И должен в них победить.
Глава 16
Покинув площадь, Лирин вернулась в свои покои. В душе царило смятение. Раз за разом девушка прокручивала в памяти разговор с Аини, пытаясь понять, что именно заставило ее почувствовать беспокойство. Вроде бы обычная болтовня, ничем не подкрепленные намеки, глупые подозрения… Но было что-то еще, не видимое на поверхности, но засевшее глубоко внутри острой колючкой. И эта колючка беспокоила и раздражала.
А еще мысли об Эйхарде не давали сосредоточиться.
Лирин гнала их от себя, но они возвращались с завидным упорством, будто этот мужчина обрел над ней незримую власть. Завладел ее чувствами и желаниями. Она постоянно возвращалась к тому моменту, когда увидела, как его тело, словно мешок, тащат по песку в сторону святилища. И каждый раз, стоило об этом подумать, сердце сжималось от тревоги и страха.
Что с ним? Жив ли он? Насколько сильно пострадал? Насколько глубоки его раны?
