– Прописные истины. В любом грехе заключается и наказание за него.
– Это как. Слушай. Вот возьмём, к примеру, человека, который во главу всего ставит престиж и статус. Он и людей ценит не за качества, которые у них есть, а за ту цену, что им ставят другие.
– Не понимаю.
– Глядя на женщину, он оценивает её не по категории «нравится-не-нравится», а потому, насколько её внешность соответствует нормативам, принятых в обществе. Так называемый, стандарт.
– И какой же стандарт принят в вашем обществе?
– Женщина должна быть высокой, узкобёдрой, узкоплечей. При этом у неё должна быть грудь не меньше третьего размера.
– Это как?
– Вот так, – показала я, слегка покраснев от его очередной усмешки.
– Ясно. Что ещё в золотом стандарте?
– Светлые волосы и обязательно пухлые губы.
– Очень пухлые?
– Очень. Ещё у нас существуют услуги, позволяющие как-то вписаться в стандарт тем, у кого от рождения внешние данные отличаются от заданных пропорций. Называется эта услуга «пластическая хирургия».
Я рассказывала об имплантатах и прочих чудесах современной косметологии, чем немало повеселила собеседника.
– В основе отношений конкурентно способных личностей лежат товаро-денежные отношения, – разглагольствовала я. – Естественно, владелец товара считает себя вправе избавиться от приобретённой красотки в любой момент, как только одна из частей её тела перестаёт подходить под описанный стандарт. Стоит женщине родить или просто возраст перевалит за тридцать, она становится не конкурентно-способной на рынке резиновых игрушек, созданных для утех современных принцев.
– И у вас все женщины участвуют в таких вот купле-продажах? – подивился Блэйд.
– Не все. Но многие. В моём мире всё давно синтетическое – еда, чувства, жизнь. А чтобы не слышать пустоты, летящей нам в лицо, мы заполняем её громко звучащей в наушниках музыкой, пустыми историями о любви принцессы к дракону, непременно самому-самому богатому, самому-самому красивому. В таких историях влюбляются только во Властелина Ада, Повелителя Тьмы, Главу Вампирского Кавена – всё с Большой Буквы.
Главной героине нельзя любить простого воина, я уже помолчу о рядовом адвокате. Ну а простой работяга и вовсе не вариант.
А пока мы глотаем плохо выдуманные истории настоящая жизнь проходит мимо. Настоящая жизнь, в которой никто и никому просто так не делает подарков. Чудес не бывает даже в чудесном мире. Мало того, что принцы женятся только на принцессах, так они ещё бывают страшнее и глупее сантехника Васи.
Я закончила свой монолог, споткнувшись о внимательный взгляд Блэйда.
– Кто такой сантехник? – спросил он.
– Профессия такая, вроде трубопроводчика. Сантехник смотрит, чтобы вода не текла из крана, или сам кран не сорвало. А Вася просто это имя. Когда-то было очень распространённым.
– Твой мир похож на наш?
– В общем и целом да. Правда, у нас мода, похожая на то, что вы носите сейчас, была в прошлые века.
– Расскажи о вашем мире? – попросил Блэйд.
Я охотно выполнила его просьбу. Рассказывала о городах-многомиллиониках и средствах коммуникации. О машинах, телефонах, компьютерах, телевизорах и прочих чудесах техники.
Блэйд внимательно слушал.
Мы уже успели выйти из леса, захлопнуть за собой двери Института и, найдя укромное местечко в длинных коридорных переходах, притулиться на широких подоконниках.
Мне нравилась его манера слушать. Хотя большую часть времени мой собеседник молчал, лишь изредка оживляя мой монолог своими вопросами, у меня отчего-то создалось впечатление содержательной и живой беседы.
Почему так бывает – с одними людьми нам легко и интересно даже молчать, а с другими обсуждения на самые распространённые темы, знакомые всем с детства, даются с трудом? Одному мужчине достаточно посмотреть на тебя долгим взглядом, и пульс частит, и сердце замирает, и кажется, что паришь высоко-высоко над землёй? А другому не добиться подобного результата даже самыми искусными ласками?
Что делит людей на наших и не наших? Может быть то самое, что делает созвучными одни звуки, собирающиеся в аккорды, и диссонирующими – другие?
Любовь – как вдохновение. Приходит нежданно-негаданно, заполняет душу до краёв красками, иногда светлым, иногда тёмными, но мир в этот момент становится ярким и цветным, контрастным и интересным. Искусственно это состояние вызвать невозможно. Либо есть. Либо нет.
Рядом с Блэйдом я летала. Он просто смотрел, а в душе цветы цвели. А ещё, как ни странно, лёгким человеком его можно было назвать ну очень с большой натяжкой, а мне рядом с ним было легко.
Вечер в его обществе прошёл так быстро и интересно, что я не замечала бегущего времени, пока часы где-то внизу, (наверное, в столовой) не пробили два часа.
– О, господи! – всполошилась я. – Неужели же уже так поздно? Мне давно пора идти!
– В самом деле, – согласился Блэйд. – Пора спать.
– Увидимся завтра, – кивнула я.
– Увидимся. Спокойно ночи, Алина.
На прощание он легко сжал мои пальцы. И это мимолётное касание, сухое и твердое, было отчего-то даже эротичнее, чем поцелуи.
Я чувствовала себя взбудораженной.
Эвелин не ложилась, дожидаясь меня. А когда я появилась, набросилась с упреками:
– Не переборщила ты там со свежим воздухом случаем? – ворчала она.
Я в ответ только пожала плечами и стала готовиться ко сну.
Эвелин, обижено надула губы и тоже укрылась одеялом.
Я лежала и улыбалась в темноту, переполненная тёплой негой.
В душе всё трепетало светлой радостью. Голова кружилась. Казалось, кровать подо мной качается, словно большой корабль и уносит куда-то к новым берегам, покрытым первым весенним цветом.
Я так и уснула с ощущением счастья.
***
Я стояла перед большим, в полный рост, зеркалом. И понимала, что нахожусь в теле Эммы Дарк. Из-за зеркальной глади в качестве двойника на меня глядело моё настоящее отражение – образ Алины Орловой.
Маленькое худенькое тело, вместо груди – холмики, намекающие на наличие в моём организме этого важного женского органа обольщения. Волосы мышиного оттенка собраны в хвост. Никаких тебе юбок-кринолинов. Взгляд то ли дразнили, то ли раздражали привычные джинсы в комплекте с топиком и кедами.
Не могу сказать, что отражение порадовало. Глядя на себя со стороны, я отчего-то отчётливо увидела то, что наотрез отказывалась замечать в себе раньше – отсутствие яркой женственности, желания нравиться мужчинам, той обольстительности, в которой нельзя было отказать моей конкурентке. И дело тут было не просто во внешних данных. Дело было в самой подаче себя, в мироощущении. Алина Орлова никогда не любила в себе женщину. И это было заметно.
