Ветер дул в лицо, полоскал на теле одежду. Ощущение полёта – это чудесно! Не даром словосочетание «я лечу» означает восторг даже у того, кто никогда этого не делал. Кажется, тело теряет вес, становится легче воздуха, ты поднимаешься без всякой опоры, вокруг только небо.
Пять минут я прямо-таки наслаждалась чувством невесомости и парения, а минут через пятнадцать чувствовала себя уставшей. Это как езда на велосипеде. Первоначально – драйв и кайф! Кажется, можешь ехать целую вечность, а потом на педали будто навешивают гири. Каждый новый километр даётся тяжелее предыдущего. И под конец тебе уже легче идти пешком, чем крутить педали.
– У вас отлично получается, мисс Дарк. Не желаете ли в этом году записаться в команду «Танцующих с Ветром»?
– Что за команда?
Учитель насупился, потом, видимо, вспомнив о моей проблеме, понимающе закивал:
– Простите, совсем забыл! Впрочем, я надеялся, что ваша потеря памяти не затронула такие мелочи?
– Как раз в мелочах она проявляется чаще всего, – горько вздохнула я.
– «Танцующие с Ветром» наша гордость. Это особенный вид спорта, сочетающий в себе элементы танца, полёта и воздушной магии. Очень красивое зрелище! Подумайте над моим предложением.
– Подумаю, – пообещала я.
На самом деле думать особенно было не о чем. Если я чем-то занимаюсь, я отдаю этому всю свою душу и свободное время, а на данный момент в приоритете были совсем другие планы.
Когда я заходила в раздевалку, то в дверях почти столкнулась с Азой. На ней платье было зелёного цвета, а забранные в пучок волосы заколоты большой деревянной заколкой. Стиль в памяти незамедлительно вызывал японский.
– Дарк! – протянула она презрительно, суживая глаза.
От неё волнами исходила ненависть. Острая, как иголки. Чуть кожу не сдирала.
– Слышала, ты получила предложение влиться в наши ряды?
– Ты одна из Танцующих с Ветром?
– Ветер моя профилирующая стихия. А вот каким образом ты собираешься с этим справляться?
– Успокойся. Летать мне понравилось, но тебе не придётся делить со мной ещё и небо. Я отлично понимаю, что предложение сделано не мне, а фамилии, и не собираюсь им пользоваться.
– Как мило! Как будто раньше тебя это не смущало?
– Не смущало. И возможно, не станет смущать в будущем. Но сейчас у меня каприз: хочу добиться чего-нибудь исключительно своими силами.
– А возможно, ты просто не хочешь участвовать в чём-то, в чём первой тебе никогда не стать?
Я не видела смысла продолжать разговор. Чтобы я не сказала, Аза примет это в штыки. Тут уж ничего не поделать. Каждое новое слово как охапка сухого хвороста в костёр – лишь делает пламя выше.
Я посторонилась, давая возможность ей пройти. Что Аза и сделала с воинственно задранным подбородком.
Оставшуюся часть дня я провела в библиотеке, выискивая новые заклинания.
Набрала книг и заперлась в уютном кабинете с креслицами и читала-перечитывала, листала-перелистывала, пытаясь найти идею извне. Надеясь, что, согласно закону дидактики, количество непременно перерастёт в качество и ко мне придёт озарение. Я, наконец, соображу, как мне одолеть условного противника.
Но идея не приходила. И интуиция молчала. Даже просто обрывками хвостиков ничего не пролетало мимо. Полный штиль.
Я пыталась увидеть картинку со стороны. Вот я прихожу на этот шабаш. Мы разговариваем, или, быть может, Хант делает вид, что меня не знает. Вот он, так или иначе, заставляет нас с Блэйдом встать друг против друга и – всё!
Дальше картинки не было. Сплошные помехи.
От заклинаний, умственного напряжения и духоты дико разболелась голова. А ведь впереди предстояла встреча с Ретом. Хотелось перед ним выглядеть собранной, внимательной, сообразительной и (чего уж греха таить), привлекательной. А это затруднительно с синяками под глазами и туманом в голове.
Плюнув на все добрые и недобрые начинания, прихватив с собой на перекусон вкусняшек в буфете, подкормив мозг глюкозой, а язык – сладеньким, я прилегла вздремнуть на пару часиков.
И кошмар повторился. Я опять оказалась на месте, где боролась с утопцем. Снова сумерки окутывали окрестности.
Стоя у кромки воды, я дрожала от ужаса при мысли, что рано или поздно утопец набросится, а у меня с собой ничего, чем можно ему противостоять.
Когда ужас достиг апогея, вода взорвалась мириадами зеркальных осколков, острых и тёмных. Из глубин возникла окутанная тёмным облаком женская фигура.
Я бросилась бежать, но река, степи, деревья – всё пропало. Меня окружили стены узкого, бесконечного лабиринта. Так же, как на уроке, ледяные пальцы сжались вокруг лодыжки и дёрнули назад.
Я попыталась лягаться (успешный приём быстро закрепляется и в сходных ситуациях ты интуитивно действуешь точно так же), но на этот раз успехом мои начинания не увенчались. Рывок повторился, заставив меня перевернуться на спину.
Черная фигура с распущенными, закрывающими половину лица волосами угрожающе нависла надо мной.
– Не убегай от меня! Мы нужны друг другу. Я помогу тебе, если ты поможешь мне, – задышала она мне в лицо.
Я затихла, с подозрением глянув на преследующую меня тварь:
– Эмма?
– Эмма! Эмма! Да проснись ты уже, наконец!
Открыв глаза, я встретилась взглядом с Эвелин:
– Ты кричала так, словно тебя сам Цербер преследовал.
– Бывают кошмары и похуже, – буркнула я, садясь и пытаясь привести в порядок растрепанный костюм и волосы. – Который час?
– Половина восьмого, – рыжая глянула на часы. – Ну, или около того.
– Вот чёрт! – подорвалась я. – Не могла разбудить меня раньше?
Я металась по комнате, собираясь, под саркастичным взглядом рыжей.
– Опять куда-то намыливаешься? Если так пойдёт, я подумаю, что у тебя свидания с Блэйдом.
Она говорила об этом как о чём-то невообразимом.
– Свидание. Пока что – деловое. А там посмотрим.
– Ты с ума сошла?!
– Всё в мире относительно. И понятие ума тоже.
– Это безумие!
– Безумие это или нет, но кроме тебя Блэйд единственный человек, которому я могу в вашем мире доверять.
Эвелин надула губы:
– По крайней мере, не задерживайся. Не забывай, я беспокоюсь.
– Хорошо, – кивнула я и, набросив на плечи плащ, скользнула в дверь.
Поднимался ветер. Потревоженные им деревья шептали над головой различными голосами прощальные слова отцветшему лету. Макушки сосен полоскались на фоне словно гаснущего неба. Солнце уже не было видно, лишь его алые отблески играли на краях облаков.
