Криста спала так крепко, что даже не проснулась, когда мамочка уложила ее в прогулочную коляску. Она не видела, как Корин торопливо натянула пальто, схватила газету, обрезки, упавшие на безупречный пол, и письмо Мэри, потерянное по дороге. Не видела Криста и того, как ее мама бежала рысцой по дороге к школе.
Ветер стал холоднее и сильнее, чем утром. Корин максимально опустила крышу коляски, и тут ее охватил ужас. Что, если Джек прочел «Таймс» в самолете? Нет, на внутренней линии это маловероятно. «А если он меня спросит, покупала ли я сегодня газету? Я солгу, – сказала она себе, отправляя мусор в общественный мусорный бак. – Я скажу, что газеты не было. Или что я забыла. Но что я успела сделать? Или я только мечтала?»
Корин в последнюю минуту решила избавиться от письма Мэри, запаниковала, замешкалась, потом внимательно прочитала адрес и опустила письмо в бак. «О! Прости меня». Она снова пустилась бежать. Корин была так смущена, что не могла мыслить здраво. «Сегодня слишком много всего». Столько рождественских подарков для девочки, которая их никогда не ждала. Ей вдруг захотелось… вернуться на несколько месяцев назад. Чтобы все начать сначала. На глаза навернулись слезы. Корин сильно ущипнула себя за нос.
Перед ее мысленным взором появились синие, написанные курсивом цифры с той карточки, которую Кайл передал ей в парке, недалеко отсюда. «(415) 501 7206». Адреса она не помнила. Слишком много эмоций? Нет. Тот день, когда Кайл попытался отдать эту карточку Корин, она решилась прочесть только номер телефона.
Сегодня этот номер олицетворял надежду, одновременно безумную и безрассудную. Он существовал. Как ответ на вопрос, который мучил ее со времени поездки в Англию.
«Как нам отсюда выбраться?»
43
В Лондоне вода, потоком лившаяся из душа, не сумела разбудить Кайла. Мигрень прошептала утреннее приветствие. Этим утром головная боль вела себя скромно, вежливо и почти любезно, но Кайл знал, что это ненадолго. Мигрень была непредсказуемой спутницей. Она становилась злобной, жестокой и оглушительной, когда ей этого хотелось. И если хотелось. Пока все не стало еще хуже, Кайл встал, чтобы выпить кофе. Литры кофе, вода в душе все еще шумела. Кайл доел свой тост в тот момент, когда шум воды стих. Потом съел еще один и еще один, потом яблоко, но Пэтси так и не появилась.
Когда он открыл дверь ванной комнаты, Пэтси как раз собиралась оттуда выйти и оттолкнула его.
– Ты уже оделась?
Ответа не последовало. Только взгляд. Черный. Немой. Но в нем Кайл прочитал, что он не готов к осмотру энной квартиры.
– На какое время назначена встреча?
– Встреча назначена у меня, потому что я на нее не опаздываю, – ответила Пэтси, надевая пальто, желтое, словно цыпленок. – Ты опаздываешь, поэтому остаешься здесь.
– В любом случае, это ничего не меняет, так как выбираешь ты.
– Я выбираю, потому что тебе наплевать на то, где мы будем жить.
Она невозмутимо затянула пояс на талии. Кайл удержал ее за запястье.
– Я устал.
– Ты повторяешься, Кайл. И утомляешь меня. – Пэтси резко вырвала руку и открыла дверь в коридор со словами: – Тебе давным-давно пора побывать у врача и у психиатра. Это облегчит твою жизнь и мою, кстати.
Он не успел еще открыть рот, а Пэтси уже передумала.
– Ах да, я забыла, ты ведь любишь страдать.
– Заткнись, Пэтси.
– Нет! – взорвалась она. – Я не собираюсь затыкаться! Мне неприятно видеть, как ты находишь удовольствие в своей боли, и мне неприятно жить с типом, который не перестает бичевать себя за то, что он не смог спасти свою мать.
Кайл не знал, выбрала она последние слова, чтобы ранить его, или они случайно сорвались у нее с языка. Он приказал ей убираться. Чего она не сделала. Само собой разумеется. Целую минуту она стояла и смотрела на него, скрестив руки на груди.
– Ты знаешь, что я права.
– Я не готов это услышать.
– Я даю тебе две минуты на то, чтобы ты оделся, иначе…
Пэтси не стала продолжать.
– Иначе что? Ты снимешь квартиру на свое имя? Чтобы, когда ты окончательно устанешь от меня, от моих мигреней и моих настроений, ты могла меня выкинуть оттуда?
– Какая проницательность! Браво.
– Я иду спать.
Что Кайл и сделал. Он закрыл глаза и положил руку на лицо. Он услышал, как Пэтси подошла к нему спокойным шагом.
– Ты меня больше не любишь.
– Люблю.
– Ты лжешь, – сказала она.
Кайл открыл глаза. Наконец-то Пэтси сказала это. Он чувствовал, что этот разговор неизбежен. Рано или поздно этот нарыв, плотный, как гнилое небо ноября, должен был прорваться. Пэтси была самой смелой из их четверки.
– Я не знаю, – продолжала она, – люблю ли я тебя, и не знаю, хочется ли мне, чтобы ты был в моей постели.
Кайл сел.
– Тогда нам надо поговорить серьезно.
– Не сейчас, – ответила Пэтси. – У меня назначена встреча. Я должна посмотреть квартиру, которая мне нравится. Я хочу, чтобы все было ясно и просто, я ненавижу болото, в котором мы плаваем.
– Пэтси…
Она посмотрела на него и сказала, что вечером не вернется. Ему захотелось спросить, куда она пойдет, но он промолчал. Пэтси вышла из номера и не хлопнула дверью. Она ее вообще не закрыла.
Пэтси была прозорливой и решительной. Она поняла, что их путь дошел до перекрестка, а он все спрашивал себя, когда – и почему – отношения начали чахнуть. Случилось ли это после его встречи с Корин? Или раньше? Кайл не мог этого понять. Они с Пэтси столько лет прожили вместе: вместе работали, любили друг друга, восхищались друг другом, ссорились из-за какой-нибудь ноты, из-за какого-то аккорда или изменения тональности. Они знали друг друга наизусть. Стив и Джет считали это нормальным. Внешне Кайл и Пэтси вели себя как обычно. Но если взглянуть изнутри, то они смотрели друг на друга и анализировали друг друга по-разному. Один против другого. Не было больше вдвоем. Она ненавидела то, что Кайл написал после смерти мерзавца-отца. Она должна была почувствовать в его музыке эту крошечную разницу. Впрочем, не она ли сказала с самого начала и потом повторяла множество раз:
– Эту мелодию я никогда не буду играть.
Но когда угасает любовь? Понимаешь это сразу или требуется время, чтобы все стало ясно? Ни он, ни она не смогли бы этого сказать. Если бы Джейн была рядом, она бы добавила, что то же самое относится к насилию. Пэтси терпеть не могла Джейн. Они друг друга не понимали. Рокерша считала, что выжить можно только одним способом: подвести черту под своим прошлым. Носиться с ним, как это делала ее «наполовину золовка», было попросту немыслимо. Страдать из-за этого, как Кайл, было самоубийством. Ни Кайл, ни Джейн никогда на нее за это не сердились.
