Вик многократно просмотрел фильм в замедленном режиме, проанализировал эпизод за эпизодом и надолго «зависал» на стоп-кадрах. И кое-что его поразило. Рентгеновские снимки, разбросанные по ходу фильма, появлялись всегда после какой-нибудь кровавой сцены и все имели общую особенность. Кости на них были короткие, намного короче, чем у взрослого человека. Вик поглубже устроился в кресле. Сломанные большая берцовая кость, бедро, ключица были костями ребенка. И интуиция подсказывала Вику, что они принадлежали одному и тому же ребенку. Рентгеновские снимки искалеченного скелета делались на разных стадиях роста ребенка. Без малейшего сомнения, это был скелет убийцы. Но откуда столько травм? На одном из снимков Вик насчитал восемнадцать переломов. Он нахмурился, наклонился к экрану и максимально увеличил изображение в правом нижнем углу.
Сердце у него сжалось, – похоже, он что-то ухватил.
Дата. Он разобрал: «1987».
На других рентгенограммах, дальше по ходу фильма, он прочел: «1989», «1990», «1992».
Больше ничего, только даты.
Прежде чем вернуться к видео, Вик налил себе еще стакан. Ребенок рос, без конца ломая себе кости. Почему? Может, он страдал заболеванием, при котором кости делаются хрупкими, вроде синдрома «стеклянных костей»? Может, его жестоко избивали? Или он все время попадал в какие-то переделки?
Вик невольно подумал о Стефане. Его прыжок с поезда, бесчисленные аварии на улицах, постоянные лежания в больницах…
Но он прогнал эту мысль и стал думать о словах, которые Сирьель произнес перед первой своей смертью: «Я сам себе преподнес фильм… о своей галлюцинации. А мой исполнитель – о своих страданиях». Если рентгенограммы с таким постоянством появляются на протяжении всего фильма, значит в этом должен содержаться какой-то смысл. Может, в них представлены страдания самого Матадора?
Вика заинтересовал и другой кадр, регулярно возникавший во всем этом нагромождении ужасов. Старик-факир, который невозмутимо прокалывал себе язык, глядя прямо в камеру. Он ни разу не поморщился, даже бровью не повел. А в следующем кадре появлялась фигура, медленно шествующая по горящим углям. И еще дальше – человек катался по битому стеклу, постепенно заливаясь кровью. Вик отмотал назад, к тому кадру, где человек шел по горящим углям, и максимально увеличил изображение. Несомненно, это был один и тот же человек, индиец лет шестидесяти, который проделывал свои отчаянные трюки на камеру. То есть для Матадора собственной персоной.
Кто был этот человек? Почему убийца им так заинтересовался?
Еще несколько долгих минут Вик вглядывался в изображения, не понимая, что же связывает их друг с другом. Везде присутствовало физическое насилие, страдание, боль. Но что именно было определяющим?
Страдание… Это слово присутствовало везде, на всех этапах следствия.
На экране ясно была видна рука убийцы, сначала в перчатке, потом без нее. Голая рука опускалась в миску со льдом, а потом гладила покрытые по́том животы жертв, пылавшие от жара нагревателя. Интересно, какое лицо было в этот момент у убийцы? Что давала ему эта странная ласка? Зачем он чередовал жар электронагревателей с холодом кусочков льда? На память пришли маленькие лужицы воды, которые оставались на всех местах преступления. Кусочки льда…
«Загляните за пределы… наших пяти чувств, ищите еще дальше… Чем восполняется нехватка?» – сказал тогда Сирьель.
– А чем, черт возьми? – взвился Вик. – О каком восполнении ты говоришь?
В голове до сих пор звучал хриплый голос старика.
«Будь вы настоящим сыщиком, вы бы попытались… почувствовать то, что чувствовал… ваш убийца перед этими обжигающе горячими телами. Тогда вы бы поняли. Вы бы сыграли на противоположностях и сами бы очистились, сублимировались».
Что за противоположности? Жар и холод? Огонь и лед?
Вик встал и включил термостат на полную мощность.
Надо попробовать.
Он еще раз просмотрел фильм, впустил в себя все образы сумрачного мира монстра. Затем отправился на кухню и наполнил мисочку кусочками льда из морозилки. Стараясь не шуметь, принес все имевшиеся в доме переносные нагреватели и расставил их на полу. Приборы заработали, задули горячим воздухом. 27 градусов, 29… 35…
Вик снял футболку и сел рядом с ними таким образом, чтобы до раскаленных докрасна спиралей оставалось не больше нескольких сантиметров. Тело его сразу покрылось прозрачной пленкой пота. Капли выступили на лбу, на щеках, на плечах. Он представил себе убийцу, глядящего на привязанную между двумя нагревателями жертву. Что же он испытывал? Может, бурную эрекцию?
В голове прошли кадры с факиром на раскаленных углях, лицо которого было абсолютно бесстрастно. Жар все усиливался, и мысли его вернулись к жертвам с вырезанными языками, губами и отрезанными кончиками пальцев. И он вспомнил о наборе для наложения швов, который Мортье нашел возле скотобойни.
Лед в мисочке начал таять. Жар становился невыносимым. Взмокший от пота, Вик нагнулся и запустил пылающую от жара руку в миску со льдом. И его пронзила острая боль. Холод, как электрический разряд, ударил по пальцам, прошел через всю руку и поразил грудь.
Холод… Холод вызывал такую же боль, как ожог.
А контраст только увеличивал боль.
Рентгенограммы, сломанные кости, эти непонятные отметки на стенах… Убийца хотел впитать в себя боль своей жертвы. Он желал знать, что она чувствует.
Он стимулировал терморецепторы, попеременно воздействуя на них то жаром, то холодом, чтобы приблизиться к болевому порогу.
И по этой игре крайностей Вик догадался.
Теперь он знал, какое чувство в чистом виде хотел получить убийца своими кусочками льда и нагревателями и что за нехватку он пытался восполнить этим вихрем насилия.
И еще он понял, почему тот всегда имел при себе набор для наложения швов.
Теперь это было яснее ясного.
77
Вторник, 15 мая, 05:23
Стефан сидел, забившись в угол дивана в гостиной, стиснув в руках копию DVD и не решаясь включить телевизор. Вокруг стояла тишина. Его неотступно преследовали страшные кадры: крики, окровавленные лица. Он знал, что больше никогда не обретет покоя.
Неподвижно сидя перед початой бутылкой виски, он силился понять – и не мог. Почему именно Сильвия? Что у нее общего с остальными жертвами? Почему убийца выбрал ее?
Этим вечером больше, чем когда-либо, ему стало ясно, что все его проклятые сны, все так называемые предвидения всегда служили основанием для подлинных трагедий. Люди, которые не должны были умереть, погибали. И в этот цикл затянуло Сильвию. Стефан понурился, глаза его погасли.
Он силился снова и снова продумать последние дни, весь этот поток времени, который, как река в дождь, вздувался от ужаса, муки и страданий. Каким же образом в поток его сновидений оказалась вовлеченной его жена? Как все эти кошмары изменили ее судьбу? Проще сказать, как они спровоцировали ее смерть?