– А когда выйдет ваш словарь?
– Скорее всего, на будущий год.
Она достала из кармана ручку:
– Дайте мне ваш адрес, и я пришлю вам экземпляр.
Он написал адрес. Кассандра попрощалась и убежала. В коридоре ее нервно дожидался Жак.
– Я же сказал: пять минут! А ты там проторчала добрых четверть часа, черт тебя побери!
Она выбросила листок с адресом в урну.
– Все в порядке, я все отсняла. Пора сматываться.
– Это ты сматываешься, а я остаюсь.
Она чмокнула его в щеку:
– Чао, кузен. Если найдешь еще кого-то…
– Когда-нибудь ты мне объяснишь, зачем тебе все это нужно. Твоим байкам насчет фотовыставок я верю, дай бог, наполовину.
– Возьми и приезжай на днях. У меня сейчас выставка снимков обитателей лионских хосписов, и открылась она давным-давно. Чтобы привлечь толпу, нет ничего лучше болезни или какой-нибудь страшилки. И заметь: чем хуже страшилка, тем больше она нравится публике.
– Что до меня, то все эти плоскозадые и обезьяноподобные не в моем вкусе.
Когда Кассандра вернулась домой, она сразу бросилась к компьютеру, загрузила снимки и открыла программу просмотра изображений.
Час спустя, после трех бутылок пива, она вынула из цветного лазерного принтера фото формата 30 × 45.
– Супер… Нет, просто супер… Ох, бля… да это настоящее искусство.
Отключив хай-фай, она поставила альбом группы «Smashing Pumpkins»
[44] рядом с работами по челюстно-лицевой хирургии во время Первой мировой войны и спустилась в подвал, светя себе маленьким фонариком на батарейке. Под пеньюаром она была совершенно голая. Температура воздуха снижалась почти незаметно, и по щекам Кассандры побежали приятные мурашки.
Она вставила ключ в скважину старой деревянной двери, и раздался протяжный, визгливый скрип.
Согнувшись, она вошла в свою потайную комнату. Темно-красный палас, черные обои, тюфяк, пепельница в виде черепа и палочка гашиша. Повсюду множество фотографий. Костные наросты, разбитые лица, необычные деформации тел были искусно вмонтированы в портреты звезд: Микки Рурка, Джонни Деппа, Курта Кобейна.
Вентиляционное отверстие на противоположной стене выходило в сад. Кассандра заткнула его тряпочкой.
Только что отпечатанную фотографию она поместила на пюпитр напротив себя и глотнула еще девятиградусного пива. Голова слегка закружилась. Отлично, то, что надо.
При этом освещении иллюзия была полной. Просто-таки совершенной. Опустившись на тюфяк, она долго мастурбировала перед портретом Дэвида Боуи, которому «приделала» изуродованную руку Эрве Туреля, целый час просидев над цифровым монтажом.
И всякий раз перед оргазмом Кассандра тормозила, а потом начинала снова.
– Черт возьми, Дэвид, ты такой классный с этой рукой.
Около пяти утра ее заставил насторожиться треск сломанной ветки.
Она выключила фонарик и вся подобралась в темноте.
Там, снаружи, в саду, слышались чьи-то шаги.
Кассандра ощупью нашарила пеньюар и обнаружила, что тряпочка, которой было заткнуто вентиляционное отверстие, лежит на полу. Снаружи не было ни ветерка, и в отверстии сиял месяц.
Затычка не могла упасть сама собой.
– Это что ж такое… не может быть…
Она молнией метнулась наверх, схватила на кухне нож, подскочила к окну и распахнула его:
– Эй! Есть тут кто-нибудь?
Ни звука. Вдруг где-то вдалеке заработал мотор. Слегка пошатываясь, Кассандра направилась к входной двери. На другом конце аллеи, у самых деревьев, с места трогалась машина. Когда она проехала мимо фонаря, Кассандра смогла различить цвет. Белая. Нет, пожалуй, серая. Да, все-таки серая.
– Сволочь! Псих! Ну попадись ты мне!
Она осторожно вышла в сад и подошла к вентиляционному отверстию. И тут же зажала нос:
– Это еще что? Что за вонь, как из канализации?
Ее чуть не вырвало. Воняло падалью, разлагающимся мясом, гноем.
Трава вокруг была примята.
Она зябко потерла руки, покрывшиеся гусиной кожей. Пора уже действительно зацементировать эту чертову дыру.
Наверняка кто-то из больных стянул ее адрес. Этим должно было кончиться! Она ведь всем раздавала свои визитки. Среди публики, посещавшей ее выставки, обязательно шатались извращенцы или просто психи.
Ей вспомнился тот тип из «Трех парок». Парень с длинными черными волосами, с раскалывающейся от недосыпа головой, постучал к ним в дверь, потому что заказал их номер. Номер шесть. А что, если это не был предлог, чтобы с ними познакомиться? А что, если это он у кого-то выведал ее адрес? Может, у портье? Нет… Она всегда была очень осторожна. И потом, «Три Парки» – не дворец какой-нибудь, где надо оставлять свои координаты. Платишь наличными, фотографируешь тайком и не гонишь волну.
Она вернулась в дом, закрылась на два оборота и в ярости отправилась спать.
Проныра явно видел, как она мастурбировала перед своим собранием чудовищ.
И это ее решительно обеспокоило.
27
Суббота, 5 мая, 04:05
Сон четвертый: Черный дым
Стефан бежал, кашляя, отплевываясь и держась рукой за горло. Перед ним по лестнице с криками метались тени. Повсюду клубился дым. Серое чудище ярости и гнева лезло во все двери и нагло завладевало пространством.
Стефан бежал в противоположную сторону, не туда, куда все. Он несся навстречу пламени.
Перепрыгнув через кожаный мешок, он подобрал с пола чей-то черный шарф и закрыл им нос. Перед ним была какая-то комната: вместо стекла в окнах плексиглас, большое зеркало, а к стене, сплошь покрытой надписями, скотчем приклеен лист белой бумаги.
Едва он собрался войти, как чья-то рука схватила его за воротник.
– Да ты спятил! Беги скорее, идиот! – прозвучал над самым ухом голос.
Стефан обернулся. Вокруг все пылало, все тонуло в дыму и исчезало, как мираж. Густой дым забирался в ноздри, в рот, ел глаза. Огонь завывал.
– Пару минут! – крикнул Стефан. – Всего еще пару минут! Он должен знать! Ему надо объяснить!
– Через пару минут будет поздно! Сгоришь живьем! Времени уже нет! Уходи!
– Нет!
– Пошел отсюда!
Стефан бросил последний взгляд на комнату и скрепя сердце влился в поток тех, кто успел убежать. Во всеобщей неразберихе он с трудом различил два грубых черных солдатских ботинка.
