– Я не собираюсь доносить на вас, – поспешил успокоить его Матвей, опасаясь, что Калмыкова хватит удар. – Я только задам вам несколько вопросов. У меня ничего нет… ни диктофона, ни сотового… можете проверить…
– Вы… кто?! – выдавил толстяк.
– Может, дать вам воды?
– К черту! Вас моя жена наняла? Чтобы вы… следили за мной?!
Он был настолько близок к истине, что Матвей ощутил угрызения совести, которые, впрочем, тут же подавил. Он вовремя вспомнил совет Астры: «О Ларисе с ним – ни слова!» – и выкрутился:
– Я следил не за вами. Я…
– Вы частный сыщик? Тогда вы, вероятно, наводили справки, и знаете, что я могу заплатить вам вдвое больше. Вы ведь за этим пришли?
– Нет…
– Хватит придуриваться! – прорычал Калмыков. – Это часть вашего бизнеса: рыться в чужом грязном белье и шантажировать богатых людей. Черт с вами! Я готов заплатить! Сколько?
– Вы меня не поняли…
– Назовите сумму, и хватит морочить мне голову! Я устал… я чертовски вымотался…
Невозмутимое спокойствие Матвея составляло резкий контраст его бешенству. Будь Калмыков попроворнее, он бы выскочил из-за стола и подкрепил свои слова кулаками. Но увы, оплывшее жиром тело отказывалось ему служить надлежащим образом.
– Мне не нужны деньги, – твердо заявил посетитель.
– Врете! От денег никто не отказывается. Вы странный тип… где-то я вас видел… Как давно вы… сели мне на хвост?
Это жаргонное выражение рассмешило Матвея. Из уст Калмыкова оно прозвучало довольно-таки нелепо.
– Я следил за Алевтиной Долгушиной, – продолжал он гнуть свое. – А вы случайно попали в поле зрения. Мне нет до вас никакого дела, поверьте…
Он лукавил. Но ведь и Калмыков не лыком шит. Глупо думать, что он возьмет и сразу во всем признается.
– Зачем вы явились, если не за деньгами? Будете кормить меня баснями? При чем тут…
Толстяк осекся и расстегнул пиджак. Его бросило в жар. На лбу выступили бисеринки пота, ладони вспотели.
– Скажите честно, Виталий Андреевич, это вы ее убили?
– Что вы несете… что…
Калмыков вскочил, взмахнул руками и рухнул обратно в кресло. Его лицо исказила болезненная гримаса.
– Она… она…
– Сгорела в доме… – многозначительно произнес Матвей. – Вам это отлично известно. Вы ее убили, потом подожгли дом, чтобы замести следы. Вы не знали, что за вами наблюдают.
Калмыков промычал в ответ что-то нечленораздельное.
– Пожарники обнаружили труп…
– Она… сгорела? Сгорела?! Не может быть… Вы меня на арапа не берите! Вы… да как вы смеете…
Калмыков был похож на раздувшийся шар, из которого медленно вытекает воздух. Он на глазах терял свой запал, свой гонор, краска сбегала с его лица, жар сменился холодом. У него разве что зубы не стучали.
– Следствие пока не располагает данными, кто находился в сгоревшем доме вместе с потерпевшей. Но если вы станете упираться…
– Погодите же! Погодите… – простонал Калмыков. – Я не знал… я и подумать не мог… Вы врете!
– Посудите сами, Виталий Андреевич, какой смысл мне вас обманывать? Хотите, поедем в Ласкино, расспросите местных жителей, заглянете к участковому полицейскому. Он вам будет несказанно рад! Оперативники вовсю ищут убийцу, а он – вот, сам пришел! Вам непременно явку с повинной оформят, гарантирую. Смягчите свою участь, господин Калмыков…
– Заткнись, ты! – сорвался толстяк. Он забыл об имидже преуспевающего дельца и всяческих приличиях. – Заткнись! Она что, правда, сгорела? Да заплачу я тебе! Сколько скажешь, столько и дам! Только не надо здесь пургу гнать…
Неподражаемо! Матвей снисходительно вздохнул:
– Я не за деньгами пришел…
– Какого же тебе рожна надо?
– Расскажите мне все об Алевтине Долгушиной и о том, что произошло между вами вчерашней ночью в этом домике, – он протянул руку и постучал пальцем по фотографии, запечатлевшей номера красного внедорожника и краешек избушки. – Скажете, вас там не было?
– Не было…
– Значит, у меня обман зрения, да? И фотоаппарат тоже ошибся? Видите дату в уголке снимка?
Калмыков израсходовал на вспышку ярости последние силы и обмяк, расплылся по креслу, подобно подтаявшему студню. Солнце пробилось сквозь гардины и позолотило стены и паркетный пол кабинета.
– Сними пиджак… выверни карманы…
Матвей подчинился.
– У меня нет никакого записывающего устройства, – сказал он. – Даю слово.
– И карманы брюк тоже выверни…
– Может, догола раздеться?
– Не помешало бы… Ладно, черт с тобой! Не знаю, чего ты добиваешься, но выбора ты мне не оставил.
– Почему? Вы можете дать показания следователю, а не мне.
– Какие показания?! Я что, преступник?!
– Вы убили Долгушину…
– Бред!
– Тогда вас было трое. И вы вместе с Долгушиной – сообщники. Это еще хуже! Сговор, преднамеренное убийство… все это вместе потянет на солидный срок…
Калмыков вяло шелохнулся и сделал отрицательный жест.
– Чушь собачья… – выдохнул он. – Трое, четверо, целая банда! Еще что придумаешь? У меня хорошие адвокаты, парень…
– Все равно скандала не избежать. А бизнес любит тишину и спокойствие. Ваша репутация пострадает непоправимо! И солидные клиенты откажутся иметь с вами дело.
Толстяк помолчал, прикрыв глаза. Его щеки обвисли и побледнели. Такая резкая смена красноты и бледности говорила о серьезных проблемах со здоровьем. Лариса была права: Калмыкову следует сесть на диету и больше двигаться.
– Тем вечером… мы с Алевтиной повздорили, – неохотно признался он. – Я рассердился. Она довела меня до бешенства…
«Это было не трудно, – отметил про себя Матвей. – Ты, мужик, вспыхиваешь от каждой искры! Нервы никуда не годятся… а в состоянии аффекта человек не ведает, что творит…»
– Так вот… я ее не убивал. Я даже пальцем ее не тронул. Просто уехал и все! Я уехал… а она осталась в доме… живая. Откуда мне знать, что там произошло потом?
– В доме был кто-то еще?
Калмыков покачал головой:
– Только я и она… Мы приехали из города, поужинали… Я не собирался ссориться! Слово за слово… Аля вынудила меня на неприятные откровения.
– Какие, если не секрет?
– Это не имеет отношения к тому… к тому, что случилось…
– Позвольте мне решать.
– Да нечего тут решать! Я вспылил… и, боясь окончательно сорваться, уехал. Мне не хотелось портить с Алей отношения…
