– А если попадемся?
– Извинимся, заплатим штраф, в конце концов…
Кафе было отделано под деревенский трактир. За столиками обедали несколько человек – семья с ребенком и компания молодежи. Одетые по-спортивному парни и девушки переговаривались, смеялись. Они заказали много пива и рыбные закуски. Глядя на их жизнерадостные лица, не верилось, что злые намерения сочетаются в людях с обычными житейскими радостями.
– По-моему, мы затеваем нелепую авантюру… – вздохнул Матвей.
– Можешь предложить что-то другое?
– Нет, но…
– Не снять ли нам номер в местной гостинице? До вечера еще полно времени.
– Разве мы не поедем снова в Глинки?
– Поедем, только попозже. Ты хорошо ориентируешься в потемках?
– Забыла, чему я учу своих мальчишек из «Вымпела»?
Матвей заплатил по счету, и они поехали в гостиницу. «Рено» не попадался им на глаза, и Астра всполошилась.
– Не волнуйся, он где-то здесь… прячется от нас, – сказал Матвей.
Номер оказался маленьким, с двумя деревянными кроватями и видом на облетающий яблоневый сад. На етках висели красные и желтые яблоки, и это воскресило в памяти Матвея письмо Сьюзи… Три века назад такие же забытые в садах яблоки заставили ее сердце содрогнуться от тоски по той жизни, к которой она привыкла…
Астра сняла курточку и прилегла на кровать, закрыв глаза. Она устала. Не физически – скорее, морально. Если ее замысел сорвется, она утратит контроль за развитием событий.
«У нас все получится, – мысленно заклинала она. – Правда, Альраун? Хорошо, что наш номер на первом этаже…»
Она думала так напряженно, что ее мысли гудели в воздухе.
– Хватит валяться, поехали! – скомандовал Матвей. – Я хочу еще раз пройтись по парку. Поищем статую Бахуса.
– Бахуса?
– Вернее, то место, где она стояла. Брюс разбирался во многих науках, в том числе в архитектуре и строительстве. Он знал, как следует понадежнее устанавливать мраморные скульптуры…
Матвей явно на что-то решился. На его переносице залегла вертикальная складка, совсем как на портрете графа в домашнем музее монинского пенсионера. Его громкий резкий смех удивил и даже слегка испугал Астру.
– Что с тобой?
Метаморфоза, которую она вызывала и ожидала, застала ее врасплох.
– Вставай! Едем… – молвил он.
Матвей привез ее к парку не к центральному входу, а к противоположной от него стороне. «Рено» призраком вынырнул из боковой улочки и намертво приклеился к «Пассату», пропустив вперед пару автомобилей.
– Молодец! – похвалил его Матвей. – Давай, друг, старайся! Твое терпение должно быть вознаграждено. Будет несправедливо оставить тебя ни с чем…
Он повел Астру напрямик через глухие заросли, каким-то одному ему понятным путем, бормоча:
– Вот здесь – угол звезды Венеры… а тут был… стоп… не здесь… Возвращаемся!
Астра, затаив дыхание, следовала за ним, продираясь сквозь кусты и поминутно оступаясь. Под ногами что-то хрустело и шуршало. Они обогнули зияющую провалами окон заброшенную усадебную постройку с колоннами…
– Здесь, кажется, – остановился Матвей. – Или не здесь… О, черт! Не помню…
– Говори громче, – шепнула она.
– Не помню! – повторил он.
Ветер подхватил его слова и рассыпал между деревьями. Они сделали более широкий круг и вновь остановились…
– Нет, все-таки здесь! Точно здесь… Ладно, надо будет проверить… в пределах двух-трех метров.
* * *
Виталий Андреевич, придя в себя в больничной палате, не сразу сообразил, где он находится.
– Что со мной?.. – едва ворочая языком, спросил он у миловидной медсестры, которая делала ему укол.
– У вас был приступ, но сейчас ваша жизнь вне опасности…
Персонал этой клиники был хорошо обучен и вышколен. Главврач не терпел расхлябанности и особенно карал за неуважительное отношение к пациентам. Здесь медикам хорошо платили, но могли уволить за малейшую провинность.
Калмыков прислушался к своему организму. Боли он не ощущал, разве что какую-то рыхлость, «ватность» всего тела, слабость, тяжесть в груди и сухость во рту.
Медсестра помогла ему напиться и вышла, тихонько притворив за собой дверь. Он опять закрыл глаза и погрузился в сонную истому. Оказывается, беспамятство – это не всегда черная пустота, не только провал в бесчувственность и безвременье. Будучи без сознания, Калмыков продолжал жить, видеть, слышать и даже общаться… Именно так!
«Кого же я видел? С кем говорил? – мучительно вспоминал он. – Неужели ее… Алю? Мою черную колдунью, злую фею? Она опутала меня сладкими речами, заворожила фальшивой нежностью… Я пропал. Пропал! Тайна – вот оружие, которым она сразила меня…»
Последняя безобразная, по-настоящему позорная сцена, разыгравшаяся между ними, снова развернулась перед ним. Алевтина плакала, он обвинял ее, бросал в лицо горькие и несправедливые упреки. Разве он с самого начала не понимал в глубине души, что ее влечет к нему исключительно содержимое его кошелька? Чего он ожидал от этой молодой страстной женщины? Любви? Вожделения? Он сам давно остыл к утехам плоти, забыл о естественном возбуждении, привык подстегивать тело извращенной эротикой, злоупотреблять средствами для потенции, этими современными «шпанскими мушками», которые истощают нервную систему…
«Ты меня доведешь до греха! – орал он. – Я за себя не ручаюсь! Могу и…»
Он замахнулся на нее… но ударить не посмел. Рука его упала, как плеть, дыхание стеснилось. Это были первые предвестники приступа.
«Зачем тебе столько денег?»
«Когда любят, не спрашивают…» – шептала она.
Какие у нее губы! Темные, теплые, влажные, словно лепестки розы… От нее исходил тонкий аромат цветочного нектара и шоколада…
«Ты обещал исполнить любое мое желание!»
«Обещал, но…»
Не говорить же было, что он не ожидал такой откровенной алчности, таких неуемных аппетитов у обыкновенной бухгалтерши?
Ее взгляд обволакивал его, подчинял ей, ее воле. Он инстинктивно сопротивлялся, как сопротивляется букашка, барахтаясь в паучьих сетях.
«Ты обманывала меня все это время, – через силу вымолвил он. С трудом заставил себя сказать ей то, что думал. – К чему были твои дурацкие выдумки про клад, про подземелья? Я же не подросток, который дрожит от предвкушения увидеть в раскопе «сундук мертвеца» с пиратскими сокровищами?! Кстати, я даже в детстве не грезил чужим золотом, а мечтал заработать свое!»
В ласкинском доме, этой избушке на курьих ножках посреди одичавшего сада, он никогда не испытывал покоя, приятной расслабленности. Был все время на взводе. Словно из каждого угла за ним следили незримые глаза. Не исключено, что где-то здесь прячется ее молодой и сильный любовник. Не исключено, что в полночь, когда на небо выходит полная луна, Алевтина превращается в ужасную горбатую старуху и вылетает через трубу на метле…
