– Потому что не хочу быть трезвым.
Вивиан с подозрением взглянула на него: уж больно странно прозвучали эти слова.
– А что, есть причина?
– Да. Вино помогает забыть, – пьяно пробормотал Дэвид, вращая бокал в руках.
– А ты что-то хочешь забыть? – удивилась Вивиан.
Дэвид тяжело вздохнул:
– Ты все равно не поймешь, так что забудь.
Вивиан с минуту просто на него смотрела. Ей следовало бы предоставить ему самому вариться в бедах, в которых он же и виноват. У нее не было причин его жалеть, и она не жалела, правда, никакого сочувствия – только любопытство. Интересно ведь узнать, почему он сидит тут и пытается напиться до потери сознания, почему выглядит таким потерянным и беспомощным, почему так безучастно смотрит на огонь в камине.
– Ну конечно, где уж мне, безродной дворняге, понять беды благородного джентльмена, – сказала Вивиан. – Наверное, повар пересолил твой обед или портной сшил слишком узкие панталоны.
Дэвид развернул стул так, чтобы видеть ее лицо. Его глаза горели мрачным огнем, волосы висели неряшливыми прядями.
– Ты хочешь, чтобы я обнажил перед тобой свою черную душу? У меня нет желания тебя шокировать, но если настаиваешь… Изволь. Этой весной я стал орудием в руках убийцы и предателя. В это сложно поверить, да? Но бывает, что и воспитанные лорды с титулами и образованием делают непростительные ошибки. И теперь вот я изгой в светском обществе Лондона. Те, кого я знал с детства и считал друзьями, теперь делают ставки, смогу ли еще больше опозорить свою семью. – Дэвид откинулся на спинку стула и добавил устало: – Я дурак, над которым смеются все, кому не лень.
Вивиан чувствовала, что его мучают не насмешки и презрение общества, а что-то другое. Но что именно? Ей казалось, что Дэвид, такой самоуверенный, плевать хотел на мнение окружающих. Невозможно представить, чтобы его так расстроили чьи-то там обвинения или домыслы. Она сама обзывала его последними словами, но он только сейчас вдруг расстроился из-за дурацких сплетен. Конечно, радости мало, когда о тебе злословят, но это же не конец света. Дэвид вряд ли способен на преступление, ведь в душе он вовсе не злодей. Она ударила его по сломанному ребру, а в ответ не получила даже оплеухи. Флинн бы за такое избил до потери сознания.
Но сегодня вечером Дэвид твердо решил страдать, и Вивиан не могла это терпеть, потому что причин для этого у него вроде не было. Она заметила, что Дэвид постоянно вытягивает ногу, когда садится, и спросила, чтобы сменить тему:
– У тебя что-то с ногой? Ты хромаешь…
На мгновение лицо его окаменело, потом он вздохнул, сложил ладонь в кулак и костяшками пальцев потер бедро, словно хотел выжать оттуда боль.
– Да, сломал по дурости. Решили с приятелем устроить гонки на дороге. У моей коляски колесо попало в яму. Как говорит Перси, я пролетел около тридцати ярдов, потом скатился вниз по холму и рухнул в кусты. Если бы не был пьян как сапожник, то наверняка сломал бы себе шею. – В его тоне послышалась горечь. – Это произошло несколько месяцев назад, а я все еще хромаю как старик.
Вивиан могла ему только посочувствовать. Мало кто из мужчин способен ерничать и шутить, когда у него что-то болит. Хотя странно, что небольшая хромота так его беспокоила.
– Сочувствую, – сказала Вивиан.
– С чего это вдруг? – мрачно произнес Дэвид, окинув ее потухшим взглядом.
– Мне просто тебя по-человечески жаль. Или тебе уже и посочувствовать нельзя? – возразила девушка.
Дэвид безразлично покачал головой, не отрывая взгляда от своего бокала, тогда Вивиан подошла и, остановившись прямо перед ним, спросила:
– А ты, значит, намерен заливать горе вином и вечно себя жалеть? Ну, я скажу, ты и фрукт! Значит, тебе мало иметь теплый дом и слуг, которые за тобой убирают, мало, что ты не голодаешь и сидишь сейчас перед камином, что шкафы у тебя забиты одеждой, а во дворе стоит карета с лошадьми! Да ты просто идиот! Многие были бы счастливы иметь хоть крохи того, что есть у тебя, а ты сидишь тут и ноешь из-за хромоты, которая кажется тебе унизительной, и сплетников. Прямо упиваешься своими несчастьями и отвергаешь сочувствие. – Она ткнула пальцем его в грудь и презрительно заключила: – Ведешь себя как испорченный ребенок.
Дэвида ее слова, похоже, нисколько не задели.
– Ты права, я такой и есть. Думаешь, не знаю? – Дэвид сделал хороший глоток вина, и красные капли упали ему на шейный платок, но он то ли не заметил, то ли ему было все равно. – В моей жизни всегда так. Мне понятно, что без семьи и имени я никто. Бедный Дэвид, ты кого-то оскорбил? Мама за тебя извинится. Не можешь оплатить карточный долг? Ничего, брат даст денег. И вообще, не обращайте на Дэвида никакого внимания, ведь он просто избалованный мальчишка.
Последнюю фразу он произнес с горечью, но Вивиан резко заявила:
– Я так и думала! Значит, семья помогает, вытаскивает из неприятностей, а тебе этого мало – считаешь себя невезучим?
Дэвид бессильно откинул голову на спинку. Он-то знал, что ему везет, как никому другому, так что мучило его сейчас совсем другое. Ему было жаль потраченных впустую лет, которых уже не вернешь. Еще недавно он считал себя едва ли не всемогущим – думал, что может получить все, что только захочет, – а теперь мечтал только об одном: чтобы брат поскорее вернулся из Италии и освободил его от управления Эксетером. Дэвид оказался таким никчемным хозяином, что джентльмены уже делали ставки, останутся ли у Маркуса хоть какие-то деньги, когда он приедет домой. Дэвид на секунду представил, как бросит все дела – просто соберет свои вещи и утром уедет в какую-нибудь глушь вроде охотничьего домика на самом краю владений Маркуса, где его никто не найдет и не станет допекать счетами и письмами. Мысль была заманчивой. Ему надоело быть ответственным и честным. Ноша оказалась непосильной для него.
– Что ж, наверное, ты прав: у тебя единственный выход – сдаться, – сказала Вивиан, вырывая его из задумчивости. – Лучше всего сбежать и спрятаться от тех идиотов, которым больше нечем заняться, кроме как сплетничать и издеваться над другими людьми. Давай, они не станут смеяться. Не скажут, что с самого начала знали – ты сломаешься и сбежишь. Нет, ничего такого не будет. Они поймут твою слабость.
– Спасибо тебе за мудрый и добрый совет, – с кислым видом сказал Дэвид. – Готов бросить остатки гордости к твоим ногам.
Вивиан фыркнула:
– А чего ты ждал? Чтобы я прониклась твоими страшными бедами и пожалела тебя? Если думаешь, что мне тебя жаль, значит, действительно напился.
– Я и не жду от тебя сочувствия, – сказал Дэвид, наполнил бокал и сделал глоток. Вивиан была права: выпил он уже достаточно. Только вот непонятно, почему не стало легче. По опыту Дэвид знал, что после бутылки-другой все проблемы отступали, и рассчитывал на это сейчас. Так почему вино подвело в такой момент, когда ему так важно было забыться?
– Если я и захочу, чтобы меня пожалели, то к тебе обращусь в последнюю очередь.
