Великая пирамида вздрогнула, когда я уже добрался до ее сердца.
Варгун! Он вошел. Идет за мной, рвется отомстить за прошлое… А как иначе загнать его в пирамиду, где у него нет шансов? И он ведь знает, что их нет. Только демон никогда не смирится с подобной мыслью. Не сможет поверить, что кто-то когда-то и где-то окажется сильнее его. На том и строился весь расчет нашей небольшой интриги, так-то, Ева… Если бы демоны умели проигрывать, их невозможно было бы победить, это так, Ева! – отчетливо подумал я. Парадоксальная мысль, но где бы удивляться парадоксам – уж никак не в сердце Великой пирамиды…
Вот теперь я готов! Жду его!
* * *
Сердце Великой пирамиды напоминает жерт-венный алтарь… А может, ядерный реактор. Или – адронный коллайдер модификации «всё для дачи»… Словом, трудно определить, что тебе напоминает этот светлый туман энергии, пульсирующий там, где нет света. По-моему, все, что захочешь.
Пару с гаком тысячелетий назад мудрый волхв Остомысл определенно видел алтарь и лики светлых богов. Но ему (то есть мне!) простительно, сознание той эпохи еще не отравлено видеорядом фэнтези и космоопер. А сейчас я почему-то по-думал о тех, кто миллион лет назад проводил над буйными, но беззащитными человекообразными странные эксперименты, явно запрещенные Женевской конвенцией. Как вариант… Допустим, как искупление вины в свете того, что когда-нибудь эта самая конвенция появится…
Сознаюсь, мне было приятно вновь почувствовать мягкое веселое любопытство этой живой и не живой субстанции. Она откликнулась, это главное.
Варгун наконец ворвался и облил жестким, таким ненужным здесь пламенем все вокруг.
Он, бывший Вася-дебил, действительно изменился, видел я, совсем изменился. Стал похож на того, прежнего. Еще одно подтверждение, что они не меняются… Опять парадокс… А вот прежний волхв Остомысл не забивал себе голову фонетической рефлексией…
– Приветствую тебя, Варгун, – сказал я.
– Остомысл! Ты другой…
– Будто бы?
– Другой, волхв Остомысл… Вы, люди, слабы, вы всегда меняетесь…
– Это не слабость, Варгун, это сила. Мы можем меняться, а вы – нет.
– Я не хочу меняться! – взревел демон. – Мне не нужно меняться! Я совершенен с рождения!
Его голос грохотал, как раскаты грома. Его огонь обжигал, его лед обжигал вдвое. Он же тоже понимал, что попался. И, как обычно, не хотел это понимать.
– Пора кончать, Варгун!
– Ты не посмеешь! Не посмеешь на этот раз! Ты уже знаешь, что с тобой будет! Вы, люди, слишком дрожите над своими жизнями, вы так цепляетесь за свой жалкий срок, за лишний миг…
Это он кому, интересно, – мне или себе?
Я не стал спорить. Уже видел, как Варгун горит и обугливается от ярости, знал, что сейчас взметнется красное пламя, такое нестерпимое, что станет белым. Поэтому я просто шагнул в ласковый туман, отделяющий жизнь от смерти. Успел подумать: зато дырку в зубе лечить не надо, у стоматолога – тоже страшно…
А потом время кончилось. Разбилось вдребезги! Разлетелось роем блестящих искорок, сразу закруживших меня своей каруселью…
11
Федя Зайцев несся по каменным коридорам, изредка подсвечивая себе фонариком. Фонарик не светил почему-то, но было видно. Значит, светил?
Он не понимал, куда попал. Казалось бы, уж он-то знает все необычные места в окрестностях Скальска, а вот поди ж ты… Нырнул в эту пещеру следом за этими и словно бы оказался в другом мире.
В каком?
Странное место, где ощущение необычного наплывает волнами, как прибой, рассыпая по коже мурашки и заставляя шевелиться все волоски на теле. Хорошо, захватил с собой ППШ, гранатомет «Муху» и мелочовку – пару пистолетов, пару ножей. Отставной капитан ВВ не любил войну, но любил оружие. Имея в достатке оружия, можно не любить войну, считал Федя, по-другому это смотрится глуповато…
Да, он же не просто так бежит, он настигает врагов! – внезапно, как озарение, понял Зайцев. Не видно, не слышно, но отчетливо чувствуется, что они рядом. Последний бросок остался. Такой необходимый бросок… Он – воин добра! – с ликованием понимал теперь Федя. С гранатометом добра и полным диском добра в автомате!.. Еще два добрых пистолета и пара ласковых ножей, подсказало что-то в глубине сознания.
А это что?! Туман как будто… Теплый, мягкий туман, который не затуманивает, а, наоборот, делает все яснее… В тумане он, наконец, увидел их, этих. И тут по-настоящему удивился. Потому что узнал! Этот, огромный, со страшной лохматой мордой, что светится пламенем… Да это же Рустам Огнемет, полевой командир, который всегда жег наших пленных ребят!
Говорят, его спрашивали – Рустам, ты зачем всегда огнемет в отряде таскаешь? «А, эти рюски в плен брать, пить-есть кормить, ни к чему это…» Там, дальше, сержант Саня Свиридов, замкомвзвода… Живой, значит, Санька! Кого же мы нашли обугленного?..
От неожиданности капитан едва не упустил момент, когда Рустам, выпустив пробную струю, двинул раструб в сторону Саньки. Нет, сука, не в этот раз! – толкнулось в голове яростно и отчетливо. Пусть сам умру, но достану гниду!
Зайцев навскидку ударил длинной автоматной очередью. Сдохни, Рустамчик, рожа небритая! Прямо здесь сдохни!
Он успел удивиться, почему пули словно бы не берут эту сволочь, почему Рустам, поворачиваясь в его сторону, стал вроде бы опять не похож на Рустама. Вообще непонятное чудище! Еще он успел отбросить ППШ и выхватить из-за спины трубу гранатомета. Именно в этот момент перед ним возникла огненная стена, ударила и смяла его…
12
– Они останавливаются, Ева!.. Нет, точно останавливаются… Остановились!
От возбуждения Жора с силой хлопал ладонью по спинке сиденья.
– Тише ты… Я вижу.
На этот раз Ева тормозила долго. Плавно, как на экзамене на права, приткнула машину к обочине. Все равно трудно было поверить, что они стоят. Все кажется – летят куда-то…
Девушка попробовала снять руки с руля. И тут же снова схватилась за теплый, влажный от ладоней пластик. Без руля – руки трясутся, надо же…
– Не пойму, что у них происходит… – продолжал комментировать Жора. Он, не отрываясь, всматривался вдаль, где на пустынной ленте дороги черной каплей застыла машина. – Пересаживаются… Подожди, подожди… Слушай, они разворачиваются… Уезжают, как пить дать, уезжают!..
Они, конечно, не могли слышать, как в салоне «мерседеса» Север Закраевский сказал Лехе Федорову:
– Отвези меня домой.
– Конечно, Север Семенович, я сейчас, сейчас… А эти как?
– Отвези меня домой, – еще раз попросил Север.
Такого тона Федоров у него никогда не слышал. Не подозревал, что у несгибаемого Закраевского может быть такой тон. Не к лицу ему – просить, не идет совсем… И глаза теперь какие-то старые, тусклые… Нет, лицо старое, прямо сейчас постарело, соображал Леха. А глаза… Они… Да теперь оба глаза у Севера стали одинаково тусклыми – вот в чем дело! – понял, наконец, отставной прапорщик. Лицо олигарха будто сразу погасло – во как!
