Это был первый раз, когда он по-настоящему, во всю мощь проявил свою скрытую силу. И победил, потому что второго шанса войти в семью городской элиты могло не случиться. Жизнь вообще не слишком богата на счастливые шансы, поэтому каждый из них нужно разыгрывать вдумчиво, как партию в шахматы, – к двенадцати годам он это уже понял…
Спрятав одежду, Север вошел в реку, оскальзываясь на илистом мягком дне. Оттолкнулся, поплыл. В воде было теплее, чем на воздухе, река хорошо прогрелась за жаркие дни.
Плыть старался спокойно, неторопливо, сохраняя дыхание. Теперь главное – все делать спокойно. Сохранять дыхание. Цезарь перед Рубиконом тоже, наверное, не пыхтел, как обожравшийся мерин. Поэтому и остался в истории символом власти. Наверняка тоже обладал Даром. Хотя скорее его зачатками. Кончил все-таки плохо – откровенно обкакался со своими бруттами-неттами. Как начинал оловянным солдатиком, таким и остался…
Думая об этом, Север улыбнулся, фыркнул, невольно хлебнул воды с привкусом тины. Долго отплевывался. Ему было хорошо и легко. Ночь, река, сонная беззащитность домов на том берегу, и он чувствует себя сильным, без преувеличения – всесильным. Как молодой бог, еще не наигравшийся с вечностью.
Viva Цезарь – мы тоже придем, увидим и победим! И не наследим чрезмерно… Уже полгода газеты пишут о «Тверском мяснике», вырезавшем несколько семей в пригородных коттеджах областного центра. Преступление психа, с расчлененкой, кровавыми брызгами на потолке и без намека на какой-либо след. А Тверь не так далеко отсюда, почему бы ради разнообразия мяснику-любителю не объявиться в Скальске?..
Выходить из воды оказалось холодно. Он постоял немного, обсыхая, потом двинулся к тайнику, где были спрятаны небольшой топорик и прорезиненный комбинезон.
Теоретически территория коттеджного поселка, без выдумки именуемого в городе «Царским селом», просматривалась с пульта охраны. Но маршрут был просчитан заранее, прожив здесь пять лет без малого, он хорошо знал все слепые зоны. Треть видео-камер уже не работает, между прочим. Охрана от безделья совсем обленилась, тоже плюс.
Проникая в дом через окно кладовой, где он предусмотрительно подклинил щеколду еще пару недель назад, Север думал о том, как охрана и милицейские завтра забегают здесь табунами. Интересно было бы посмотреть, жалко, не получится. Он ведь сейчас не дома, а в летнем лагере с углубленным изучением английского в тридцати километрах отсюда. К тому же лежит в медбоксе с легкой простудой и даже случайно заперт рассеянным доктором. Заперт – уж точно на всякий пожарный. Алиби.
* * *
Часа через два Север плыл обратно. Опять улыбался. Вспоминал, как легко разрубил топор мускулистую шею брата-самбиста. Игорек, плейбой скальского разлива, приблатненный качок с начинающимся алкоголизмом, родной сын Закраевского от первой жены, так и умер во сне дурак дураком. Он с удовольствием вспоминал недоумение и ужас на лицах проснувшихся папы Семы и мамы Инги. Самое забавное – они, бедолаги, даже не поняли, кто и за что их убивает. Черный силуэт в темноте, лезвие топора – вот и всё. Еще одно подтверждение его исключительности – Север видел ночью почти так же, как днем, предусмотрительно скрывая это ценное качество. Так что никаких фонариков не понадобилось, пришлось семье Закраевских умирать в темноте и неведении, усмехался он.
Как ожидалось, убивать легко и приятно. Грубая, простая механика. Вот она, формула власти – голая сила, приложенная в правильном направлении. Все остальное – лишь красивый орнамент, букет условностей, который людишки называют политикой.
Именно что голая! В одних плавках, слегка забрызганных кровью, улыбнулся он, выходя из воды на берег. Поджимал губы и напрягал мускулы, стараясь унять дрожь тела. Замерз, ночные купания все-таки холодны даже летней ночью.
Впрочем, когда он оделся и побежал к спрятанному велосипеду, начал согреваться. Стало жарко, когда он нажимал на педали, уверенно рулил по темным лесным тропинкам, где без ночного зрения сломаешь и шею, и технику. И весело, очень весело! Он, пожалуй, еще никогда не чувствовал такого подъема. Первое препятствие его планам успешно устранено. Впереди жизнь – большая, великая, интересная!
* * *
Убийство семьи Семена Натановича Закраевского, заместителя мэра по экономике и торговле, сильно взбудоражило тихий городок Скальск. Больше, конечно, взволновалась элита города. Ведь дело даже не в том, что убили. И в Скальске, бывало, и стреляли, и резали не хуже, чем в Твери, Питере или самой Москве. А уж Сема Закраевский, который еще при советской власти пролез в инструкторы отдела потребительского рынка горисполкома, крутил дела всегда и везде. Кого убивать, если не его, – жучара такой, что клейма негде ставить. А уж в новые времена Натаныч разбогател так быстро и нагло, что многие на него зуб точили. Но как убили – вот в чем суть!..
Опера рассказывали: когда наряд приехал по вызову охраны поселка, дом Закраевских гудел от мух. На кровь, разбрызганную по необъятным метрам элитной недвижимости, эти твари слетелись в неимоверном количестве. И самого Натаныча, и жену Ингу собирали мелкими частями тел в трех комнатах плюс коридор. Сын Игорь, которому просто отрубили голову – умело так, с одного удара, – по сравнению с ними выглядел практически не пострадавшим.
Словом, тем, кто видел, – лучше б не видеть! – вспоминали потом оперативники. Голливудские кошмары на улице Вязов и прочие пляшущие мертвецы после того зрелища отдыхают. Работа явного психа с напрочь снесенной башней. «Тверской мясник»? Возможно, возможно… Напрашивается, в самом деле…
Мэр города Афанасий Никитич Гаврилюк метал на местном телевидении громы и молнии. Да, криминогенная обстановка в районе оставляет желать, как и вся страна в целом, да, живем в непростое время, и многие даже без денег, но это уже, дорогие сограждане, ни в какие ворота! Чтобы таких людей, как уважаемый Семен Натанович, уважаемая Инга Юрьевна и Игорь Семенович, тоже где-то весьма уважаемый, – дело чести и, простите за выражение, совести нашей! – грохал он увесистым кулаком по телестолу, от чего изображение на экранах ощутимо вздрагивало.
В молодые годы Гаврилюк начинал прорабом на стройке и до сих пор сохранил яростный темперамент и вопиющее, заковыристое косноязычие. Нет, в глупости его не обвиняли даже враги, просто галоп его речи оставлял далеко позади мелочность связей между словами и предложениями. Особенно лихие цитаты «из мэра» ходили в городе наравне с анекдотами. Недруги по избирательным битвам часто пеняли на это, сам Гаврилюк считал по-другому. Если он не боится быть смешным, значит, ничего не боится, понимать надо!
Рядовые горожане восприняли кровавое убийство не так однозначно. С одной стороны, беда, никто не спорит, но с другой – есть здесь даже какая-то справедливость. Ведь не кого-нибудь грохнули – Закраевского. Сема всю жизнь хапал, словно вечность себе намерил, и жена его эта новая – красавица на букву «б», и сынок-бугай, дурной и наглый как боров… Вот сироту, приемыша, мальчика тихого и незаметного, словно Бог уберег. Он в это время был в летнем лагере, далеко от города. Вот и задумаешься после такого – может, и правда есть там кто-нибудь наверху, не просто же так мы все здесь ходим!..
