Глава 3
Первое воскресенье августа выдалось дождливым и прохладным, будто напомнило, что лето не будет длиться вечно, что не за горами осень со всеми ее погодными прелестями. Чужая дача тоже была неуютной – пахло пылью, сыростью погреба и чем-то еще, чем всегда пахнет в старых деревянных домах. Сергей взял ключи от этой дачи у знакомых – те сюда почти не ездили. Места здесь были изумительные, и так хотелось погулять, но дождь моросил не переставая, и ветер налетал порывами, звенел стеклами хлипких окон.
Сережа затопил печь, огонь разгорелся нехотя, и вскоре в доме стало веселее, и дождь за окном не казался таким унылым. А может, свою роль сыграло выпитое вино – разбередило тот самый гормон счастья, от которого перехватывает дыхание и сердце рвется на части. Даже общее молчание становится особенным, будто кто-то невидимый прикладывает палец к губам и умоляет безмолвно – тише, тише… Видите, ваши души слились в едином нежном объятии, не надо мешать им лишними разговорами.
Сергей первым прервал это молчание. Наклонился к печке, сунул внутрь пару березовых поленьев, проговорил тихо:
– Тань, а мне ведь скоро уезжать надо…
– Куда уезжать? Зачем? – встрепенулась Татьяна, откидывая в сторону теплый плед.
– Меня в командировку посылают. Надолго.
– Куда?
– В Синегорск.
– Ой, далеко… А на сколько – надолго?
– На год. Может, даже и больше. Как дело пойдет. Наша фирма там небольшой завод прикупила, надо реконструкцию делать.
– А что, кроме тебя, больше некого посылать на реконструкцию?
– Значит, некого. Это моя работа, Тань. Надо ехать, ничего не поделаешь.
– Сереж, но это же невозможно! Целый год… А как же я, Сереж?
– Не знаю, Тань. Мне тоже будет тяжело столько времени без тебя.
– Да что значит – тяжело! Да я вообще не переживу этот год, что ты!
– Так и я ж говорю – тяжело…
– Сереж… Не езди, а?
– Не могу, Тань. Я ж тебе объясняю – это моя работа, мне надо семью кормить.
– Нет, ну как так… Я не смогу, не смогу! Ну, допустим, я сумею к тебе вырваться на пару дней. Один раз вырваться, другой… Но этого же мало, Сереж! А ты? Ты ведь тоже будешь приезжать сюда, правда?
– Это вряд ли. Работы там – непочатый край. И надо смириться с обстоятельствами, Тань… Это жизнь, ее не отменишь. Надо жить и исполнять свои обязанности, правда? И тебе… У тебя ведь тоже семья.
– Я поняла, Сереж… – с похолодевшим сердцем проговорила Татьяна. – Я поняла: просто надоела тебе, да?
– Ой, не говори глупости, ради бога! Ты же прекрасно знаешь, что ты для меня значишь! – шагнув к Тане, воскликнул Сергей. – Ну, не плачь, что ты… Иди ко мне… Ой, какие руки холодные. Не плачь. Хочешь еще вина?
– Не хочу… – всхлипнула Татьяна. – Лучше обними меня. Я так люблю тебя, очень люблю!
– А я жить без тебя не могу, – сказал Сергей. – Но жить надо, и надо…
– Не надо сейчас про обязанности, ладно? Пусть хоть этот день будет только наш!
– Да, пусть он будет только наш. Ну же, иди ко мне…
Выехали в ранних сумерках. Машина долго тащилась по бездорожью до основной трассы, настроение у Тани было подавленным. В город приехали уже затемно, Сергей остановил машину на дороге возле Татьяниного дома, не заезжая во двор.
– Ну, чего ты раскисла, Танюш? Улыбнись. Мне будет легче, если ты улыбнешься.
– Я не могу, Сереж… Я как подумаю, что ты… На целый год…
– А ты не думай. Так легче. Я тебе завтра позвоню, хорошо? Может, пообедаем вместе.
– Хорошо. До завтра, Сереж, – постаралась без слез проговорить Татьяна. – Люблю тебя.
– До завтра, Тань. И я тебя люблю…
Она открыла дверь своим ключом, ступила в прихожую, стянула с ног мокрые грязные кроссовки. Выглянул из кухни Валентин, проговорил весело:
– Привет, гулена! Ну, как там твоя Ленка? Все с ней в порядке?
Таня вскинула на него глаза, улыбнулась через силу:
– Да, все в порядке…
Бывшая сослуживица Ленка Прохорова была легендой, придуманной для этого воскресенья. Если, конечно, обыкновенное подлое вранье мужу можно назвать красивым словом – легенда. Якобы Ленкина дача располагалась далеко за городом, так далеко, что даже мобильник из этого далека сигнал не ловит. А ехать к Ленке надо просто позарез, потому что она расхворалась, болезная, и даже лекарства привезти некому. Да, можно всем вместе поехать, конечно. Только зачем тащиться в такую даль, и Ленке будет хлопотно всех принимать…
– Она поправилась, надеюсь? – снова уточнил Валентин.
– Да, поправилась. Привет тебе передает.
– А где грибы?
– Какие грибы? – удивленно переспросила она, глянув на Валентина с досадой.
– Ну, ты же за грибами пойти хотела…
– Валь! Да ты глянь в окно, какие грибы! Весь день дождь моросил! – ответила уже раздраженно, проходя мимо него в ванную.
– Да я ж не знаю, может, у Ленки на даче дождя не было! Чего злишься-то?
– А чего ты всякие глупости спрашиваешь? Лучше бы кран в ванной починил, он второй день уже течет! Что, трудно было? Я же просила тебя – почини кран, Валя!
– Да как-то руки не дошли… Мы же сегодня с пацанами почти весь день у твоих родителей провели, недавно только приехали!
– Так они дома, что ли?
– Ну да. Сидят у себя в комнате, футбол по телевизору смотрят. А кран я починю, еще не вечер.
– Да какой «не вечер», время половина девятого! Ты что, собрался всю ночь ремонтом крана заниматься? Стучать будешь и грохотать всю ночь? Чтобы никто не выспался, да?
– Тань, хватит психовать. Что ты будто с цепи сорвалась? Вроде на природу отдыхать ездила… – растерялся Валентин. – Это твоя Ленка тебя чем-то разозлила, да?
– Да никто меня не разозлил, отстань…
На их голоса выглянул из своей комнаты Егор, спросил деловито:
– Эй, родители! Вы чего? Ссоритесь, что ли? Привет, мам…
– Привет, сынок! – улыбнулась сыну Татьяна. – Да ничего мы не ссоримся, просто разговариваем! Бытовые вопросы решаем на слегка повышенных тонах, только и всего.
– Да? Ну, ладно… Мам, а до тебя тетя Света дозвонилась?
– Нет… У меня телефон был отключен… А чего она от меня хотела, не знаешь?
– Не-а. Но что-то определенно хотела, три раза перезванивала. Говорит, как мама появится, пусть сразу ко мне идет. Да ты сама ее набери, мам!
– Да, сейчас… Нет, я лучше и впрямь к ней схожу… Вдруг и в самом деле что-то срочное?
Таня деловито прошла в прихожую – решение пойти к Светке было спонтанным, но в то же время спасительным. Потому что очень тяжело было врать Валентину. Врать и раздражаться от собственного вранья.
