Выслушав их, Звездопольский огорченно вздохнул.
– Видите ли, мы еще в прошлом году слышали про этот папирус, но наша академия далека от египтологии, – пояснил он. – Наша сфера – история России, от самых древних времен до новейшей. Кстати, я присутствовал на том семинаре, где Аркадий Тимофеевич зачитывал свой доклад. Ну что об этом можно сказать? Интересно, познавательно. Особенно то, что касалось неких северных краев. Но с точки зрения официальной науки – антинаучно. Поэтому мы и восприняли факт существования папируса лишь как научный курьез. А вчера мне удалось найти в Интернете статью известного американского ученого Роберта Колымако, который разместил ее на своей странице в соцсети еще месяца два назад. И вот из нее-то я узнал кое-что весьма неожиданное, и даже невероятное.
– Имеете в виду, о папирусе? – уточнил Орлов.
– Да, именно об этом… – коротко кивнул профессор.
Как явствовало из его дальнейшего повествования, Роберт Колымако в своей статье сообщил, что впервые увидел этот папирус в одном из багдадских музеев еще до вторжения туда армии США, когда Колин Пауэл только размахивал своей фальшивой пробиркой с «оружием массового поражения», что он резко осудил. Впрочем, Колымако и до сей поры считает войну в Ираке тяжким преступлением американского правительства.
В конце девяностых, когда ученый начинал работать над своей диссертацией, на Ближнем Востоке еще царил хотя бы относительный мир. Поскольку ее темой была история Древнего Египта, то работал он в основном в египетских музеях, ездил по раскопкам, посещал пирамиды. И вот один из египетских историков как-то рассказал американцу о том, что в Багдаде хранится кусок очень древнего папируса (скорее всего, часть большого свитка), который мог содержать текст, написанный человеком, возможно даже, из легендарной Атлантиды. Впрочем, не исключалось и то, что автор – египетский жрец, побывавший там незадолго до погубившей ее катастрофы.
Колымако немедленно отправился в Багдад и после долгих поисков в одном из музеев нашел-таки этот кусок папируса, который хранился в деревянном футляре. Египетскую часть он смог прочесть в течение пары дней. А вот вторую часть ему расшифровать не удалось. Тем не менее исследование по «папирусу Атлантиды» Колымако включил в свою диссертацию, и оно оказалось самым выигрышным моментом при ее защите.
Чтобы уже дома на досуге попытаться расшифровать более древнюю часть иероглифического манускрипта, ученый сфотографировал папирус, но по возвращении в США фотоснимки раритета и негативы оказались утраченными. Случилось так, что именно утром двадцатого марта две тысячи третьего года, в те часы, когда на Багдад обрушились американские крылатые ракеты, что повлекло огромные разрушения и пожары, в доме профессора Колымако, по совершенно загадочной причине, тоже случился пожар. Спасти удалось немногое. Благо, самые ценные документы, исторические артефакты и тому подобное хранились у него на работе. А вот фотографии и негативы папируса находились дома, поэтому погибли в огне. Что интересно, пожарные были уверены, что воспламенение произошло в книжном шкафу кабинета профессора, где и хранились снимки исторического документа!
Вскоре после того, как Ирак был полностью оккупирован американцами и оттуда в США широким потоком хлынули самые разные музейные ценности из разграбленных багдадских музеев, в одной из телепередач Роберт Колымако увидел тот самый музей, где он изучал загадочный папирус. К его огорчению, здание было разрушено прямым попаданием ракеты, а покрытые копотью руины свидетельствовали о том, что пожаром было уничтожено все то, что не уничтожил взрыв ракетного боезаряда. Казалось бы, о папирусе можно было забыть навсегда. Но вот уже в этом году профессору случайно на глаза попалась прошлогодняя статья в одном околонаучном журнале о конференции историков в Москве. Прочитав сообщение о докладе русского профессора-историка Аркадия Дорынова, он вдруг понял, что речь идет о том самом бесценном папирусе.
Американец написал Дорынову письмо, однако ответа от него почему-то не получил. И вот теперь, отметил в своем материале Колымако, в конце лета он собирается поехать в Москву, чтобы найти своего российского коллегу и вместе с ним заняться расшифровкой бесценной исторической реликвии.
– Когда я прочел этот материал, то немедленно нашел номер телефона Аркадия Тимофеевича и позвонил ему, – сокрушенно вздыхая, покачал головой Звездопольский. – А он сообщил, что папирус у него похитили и где он находится теперь – никто не знает. Вот я и приехал к вам в Управление, чтобы выяснить, есть ли хоть какая-то надежда на то, что эта реликвия для науки не потеряна.
– Надежда есть всегда, – чуть флегматично ответил Гуров, слегка пожав плечами. – К тому же сам по себе папирус, надо понимать, вещь почти мистическая. Он и в огне пожара не сгорел, и не был уничтожен боевиками-исламистами, и не потерян, переходя из рук в руки, и даже добрался до России. Есть же такие вещи, которые сами выбирают себе хозяев и сами решают, какова будет их судьба? Ясное дело, все это – выдумки. Но в каждой выдумке всегда есть доля реальности. Не так ли?
– Если вы это сказали всерьез, то я полностью готов поддержать ваше мнение. Видите ли, мне уже не раз доводилось сталкиваться, особенно на раскопках, с тем, что на одних археологов находки как будто сами идут, а другим ни за что не хотят попадаться. Да, это попахивает антинаучной мистикой. Но, тем не менее, никуда не денешься – это имеет место быть.
– А что это за фамилия такая непонятная у этого американца – Колымако? – поинтересовался Станислав. – Явно не англосаксонская.
– Кстати, меня это тоже заинтересовало! – согласился профессор. – Я заглянул в справочные интернет-материалы и узнал, что Роберт Колымако – потомок русских эмигрантов «первой волны», покинувших Россию после октября семнадцатого года. Надеюсь, когда он приедет, мне удастся с ним встретиться. А с Аркадием Тимофеевичем мы договорились встретиться завтра. Кстати, во время разговора с ним по телефону он сказал, что никакого письма от Колымако не получал. Но это – так, к слову. Ну, а я на прощание хочу сказать, что готов оказать вам любую посильную помощь. Во всяком случае, если мне или моим коллегам что-то вдруг станет известно, обязательно вам сообщим.
Когда Звездопольский вышел из кабинета, Орлов, после некоторого раздумья, негромко обронил:
– Вот так у нас всегда, как когда-то сказал Козьма Прутков: что имеем – не храним, потерявши – плачем. Ну, что мешало господам академикам вовремя разглядеть в папирусе ценнейший исторический артефакт?! Что? Личные и корпоративные амбиции? А теперь – видите? Мы должны найти пропажу. А ведь похищения следовало ожидать – криминал, хоть наш, хоть иностранный – не дремлет. Что новенького за последние часы?
Выслушав лаконичный отчет Гурова, Петр побарабанил пальцами по столу и чуть огорченно вздохнул:
– То есть Александр не пояснил, что там у них за мероприятие намечается, в связи с которым брать Бирюка и его подручных было бы нежелательно? Ладно, как говорится, война план покажет… К утру, я думаю, будем знать, что там за катавасия. Что у вас на сегодня – не спрашиваю. День уже, по сути, закончился, скоро по домам. Но хотел бы знать, что у вас запланировано на завтра.
