Да еще не матерый черный джип или кокетливая серебристая «Тойота», а самый что ни на есть холопский, допотопный «жигуленок».
Возможно, милиционеры уже предвкушали, как вечером они будут рассказывать коллегам об этом загадочном, занимательном и поучительном случае.
Их растерянность дала Николаю и Асе шанс.
Разогнавшись, они успели за несколько минут пролететь бо́льшую часть расстояния от МКАД до аэропорта.
Однако в конце концов преследователи опомнились и прибавили скорости. И стали стремительно приближаться к мятежному «жигуленку».
Николай посмотрел в зеркало заднего вида.
– Всё, они догоняют, – сказал он спокойно, – теперь самое трудное. Нам нужно тебя высадить.
Впереди показался указатель отворотки на аэропорт. Синий щит с белыми буквами и белым самолетиком.
– Здесь метров шестьсот, – сказал Николай, – добежишь.
И ударил по тормозам.
Машина задребезжала всем телом. Послышался отчаянный визг. В салоне запахло горелым.
– Что-то горит? – встревоженно спросила Ася.
– Это горит синим пропадом мое прошлое, – весело крикнул Николай, – беги!
Машина вздрогнула и остановилась.
– Беги! Беги! Беги! – закричал Николай.
Ася открыла дверь и побежала. И тут же «жигуленок» подпрыгнул, сорвался с места, проехал метров тридцать и опять остановился. Захрипел стартер, но все было кончено. Он уже больше не завелся.
Подлетел милицейский «Форд», из него выскочили два сотрудника в бронежилетах, они легко, как устрицу их скорлупы, вытащили из машины Николая и положили лицом на капот.
– Смотри, – сказал один милиционер другому, – чего это он?
– Чего ты лыбишься, придурок? – спросил второй у Николая и ткнул его кулаком в бок.
Николай продолжал смеяться.
– Я Суворов, – сказал он, – я перешел через Альпы.
Милиционеры переглянулись.
– Сумасшедший, что ли? – неуверенно сказал первый. Второй махнул рукой.
– Ладно, банкуем. Там разберутся. Пойдем, Суворов.
Николая посадили в милицейскую машину.
В это время Ася уже подходила к зданию аэропорта. Красную сумку с ноутбуком она придерживала рукой.
15:59
Андрей, Нина и Павел стояли перед железной дверью. На двери скотчем был приклеен лист бумаги А4, на котором было написано «штаб». Рядом с дверью стояла стопка листовок, призывающая кого-то там расстрелять как бешеных собак.
– А я, главное, смотрю, адрес знакомый… – сказал Павел.
– Ну и откуда ты его знаешь? – спросил Андрей.
Павел не ответил.
Ни на первый, ни на второй стук никто не отозвался. Только после третьего стука внутри что-то загремело и дверь приоткрылась.
Из двери выглянул заспанный молодой человек. Длинные светлые волосы, забранные в хвост, светло-синие бездонные глаза. Высокий лоб. Небольшая бородка. Его можно было бы счесть симпатичным, если бы его нижняя губа не выглядела бы как край шляпки белого гриба, рассеченного веткой. Молодой человек был одет в красную футболку с черным силуэтом Сталина. Трубка вождя выглядела как маленький саксофон, только кнопок не хватало.
– Здравствуйте, товарищи, – сказал он приветливо, – вы на собрание?
– Нет, – сказал Павел, – мы от Руслана. Нам нужно оружие.
Молодой человек почесал щеку.
– Руслан ху? – нахмурился он и кивнул, не дождавшись ответа. – А, понял. Это шутка такая?
– Нам нужно оружие, – сказал Павел, – можете помочь?
– Грубо работаете, товарищи чекисты, нужно тоньше. Не в лоб.
Он показал на портрет Сталина на футболке.
– Учите уроки истории.
– Нам нужно оружие, – повторил Павел.
– С чего вы взяли, что мы этим занимаемся? Мы мирные люди.
Павел кивнул на листовку.
– Я вижу, какие вы мирные люди.
– Это литература. Если вы не на собрание, на этом я бы с вами попрощался.
– Подожди, Гриша. Я с ними поговорю.
Они не заметили, как он к ним подошел и встал за спиной. Мужчина чуть постарше. В светлом костюме. Аккуратно постриженные усики. И прическа приглаженная волосок к волоску. В руке дипломат. Значок с Лениным на лацкане. Вылитый комсомольский работник, как будто только что вылез из машины времени. Из года этак тысяч девятьсот восемьдесят второго.
Андрей подумал, что, когда какие-то формы общественной деятельности отмирают, люди начинают сами играть в эти формы. Исчез комсомол – и люди сами создали себе подобие комсомола. Как те дикари, которые пытались вызвать самолеты с едой и медикаментами, построив из веток и глины макет взлетно-посадочной полосы.
«Комсомолец» быстро выбрал глазами Павла и сказал, адресуясь ему:
– Пройдемте.
Он вместе с Павлом вошел внутрь штаба. А Нина, Андрей и Гриша с заячьей губой остались на крыльце штаба. Непонятно, то ли Гриша по собственной инициативе решил присмотреть за гостями, то ли на этот счет существовал какой-то порядок. Инструкция.
Интересно, он так и будет стоять и смотреть?
– Вы пишете стихи? – спросил вдруг он.
Андрей удивленно посмотрел на него.
– Писал когда-то.
– Значит, вы понимаете поэзию. Можно я вам прочитаю одно свое стихотворение?
Андрей неопределенно пожал плечами.
Гриша начал читать:
Меня прилепили на белой стене.
Все, что я есть, все на мне.
Все, что на мне – все мое.
Только я знаю, что все вранье…
Он читал горячо и вдохновенно, а Андрей смотрел себе под ноги. Боялся поднять глаза – ему казалось, что Гриша над ним смеется.
…Тяжело в сраженье – легко в гробу.
Для проигравших частокол табу.
Вчерашний аутсайдер идет не таясь.
А меня сорвут и втопчут в грязь
Андрей перевел взгляд на лежащие у стены стопки листовок.
– Это ты про свои листовки?
– Нет, – вспыхнул Гриша, – это про предвыборные! Мы в выборах не участвуем. Мы просто объясняем людям, что…
– Чушь! – сказала вдруг Нина.
– Что? – не понял Гриша.
– Чушь твои стихи. Плохие.
– Вам не понравилось? – растерянно сказал Гриша.
– Не понравилось.
– Нина, так нельзя, – мягко сказал Андрей, – авторское самолюбие…
– Пусть она говорит, – истерично сказал Гриша. – Не нужно щадить мое авторское самолюбие.
