– Какой же вы эпигон, Иван Андреевич! – спокойно возразил доктор Галер. – Я вчера зашел в книжную лавку и нашел ваши басни. По моему мнению, Лафонтена вы превзошли. И Эзопа – в русской литературе.
Крылов поморщился:
– Бог с тобой, ступай уж. Завтра буду ждать тебя.
7. Бегство из Эренборга
Тироль. Крепость Эренборг. 1717 г.
– Алеша! Проснись! Проснись! Слышишь?
Царевич вздрогнул и раскрыл глаза. Потные волосы змейками прилипли ко лбу.
– А? Что? – суматошно крикнул он и тяжело задышал.
– Кто-то приехал, Алеша.
Алексей Петрович вдруг вздрогнул всем телом и отшатнулся к ковру на стене.
– Отец?
Фрося всплеснула руками:
– Какой отец, Алеша? Верно, кто-то из Вены прискакал. Скорей одевайся. Может, вести какие?..
– Вести?
В его глазах вдруг блеснуло безумие. Он выскочил из кровати и стал спешно натягивать чулки, потом взялся за панталоны… Фрося уже несла камзол, но бросила его на кровать, чтобы заняться подвязками Алексея.
В дверь постучали.
– Сейчас! – закричал царевич. – Черт возьми, сейчас!
Но сам же поспешил к двери и отворил дверь. На пороге стоял вице-канцлер фон Шенборн, из-за спины которого высовывалась треуголка генерала Иоахима Роста.
– Умер? – крикнул Алексей и тут же застыл, как будто и ждал, и боялся самой важной для себя новости.
– Кто? – опешил фон Шенборн. Но тут же догадался, о ком речь. Вероятно, наследник решил, что визит связан со смертью отца. Что же, придется его огорчить: – Нет, нет, ваше высочество, ваш батюшка жив и здоров.
Алексей долго смотрел на вице-канцлера выпученными глазами, а потом медленно перекрестился.
– Знаком ли вам вельможа по имени Петр Толстой? – спросил фон Шенборн.
– Знаком, – глухо ответил Алексей.
– Он в Вене. Получил аудиенцию у императора Карла и вручил ему письмо от царя Петра. Вероятнее всего, сейчас он скачет сюда.
Царевич, сгорбившись, подошел к столу и налил себе вина. Выпил полный бокал, а потом остановил на нем взгляд, будто разглядывал его серебряный бок с искаженным отражением собственного лица. Вдруг Алексей размахнулся и грохнул бокалом об пол. Лицо царевича было искажено гневом.
– Вы! – крикнул Алексей, уставив палец в грудь фон Шенборну. – Гарантировали мне защиту. Потом уверяли, что нашли прекрасное место, где можно отсидеться. А теперь приезжаете, чтобы сказать, что сам император выдал меня? Вы! Говорили, что надо просто подождать, пока Господь приберет батюшку. А теперь сюда скачет Толстой. Вам хотя бы известно, что это за человек?
– Прошу, ваше высочество, – пробормотал ошеломленный напором фон Шенборн. – Сейчас надо собираться, я уже отдал приказание паковать ваши вещи.
– Вы знаете, что он был сторонником Софьи? – Алексей как будто не слышал слов вице-канцлера. – А после победы отца, чтобы втереться к нему в доверие, подал прошение вместе с молодыми дворянами ехать в Италию и учиться корабельному делу. В сорок лет! И выучился! А вы знаете, что, будучи послан в Стамбул, он отравил одного из своих дьяков, только заподозрив, что тот собирается принять магометанство и передать все секреты туркам? Так и написал в донесении – мол, пригласил на чай и отравил.
Фон Шенборн тяжело сглотнул.
– И вот теперь этот человек приехал за мной! Зачем? Зачем? Чтобы убить меня! Убить меня!
Фрося бросилась к Алексею, дрожавшему всем телом, и обхватила его руками.
– Никто вас не убьет, ваше высочество, – сказал фон Шенборн громко. – Сейчас мы оденемся, и вы поедете в Неаполь в сопровождении моего человека. Принц Савойский определил вам чудное место для проживания. К тому же, – он покосился на Ефросинью, – весьма полезное по части климата для вашей спутницы. В ее положении холодный воздух Тироля…
Он не закончил, но Фрося тут же подхватила брошенный им мяч.
– Алеша, поедем, – зашептала она в ухо царевича. – Поедем на юг, в тепло. Ради ребятенка поедем, ради сыночка твоего.
Алексей Петрович как будто очнулся. Ни слова не говоря, он кивнул.
Тут по лестнице застучали сапоги. Поднявшийся офицер что-то тихо сказал генералу Росту.
– Что там? – недовольно обернулся фон Шенборн.
– Всадники.
– Кто?
– Похоже, те самые русские, о которых вы говорили.
– О! Они близко?
– Пока нет. В начале подъема.
Фон Шенборн снова повернулся к Алексею:
– Ни о чем не беспокойтесь, ваше высочество. Мои люди перегородят дорогу, а вы тем временем спуститесь по другой – в сторону Баварии. Мы сделаем небольшой круг, чтобы сбить со следа всякого, кто попытается вас догнать, а потом – в Неаполь. К солнцу и фруктам. К опере, веселью и покою. – Вице-канцлер снова повернулся к генералу: – Прикажите позвать моего человека. Он там, внизу, у дверей.
Румянцев ехал вторым, и поэтому, когда раздался залп, успел свалиться с лошади и на четвереньках, путаясь в шубе, убежать в сторону. А вот Петр, бывший в голове их маленькой колонны, раскинул руки и повалился на круп своей лошади. От неожиданности она присела на задние ноги и рванула вперед. Румянцев вжался в склон, надеясь, что снег пусть не защитит его, но хотя бы помешает стрелку прицелиться. Сзади послышалось сопение – это оставшиеся в живых два его товарища последовали примеру своего капитана. Брошенные ими лошади отбежали назад и остановились там, настороженно поводя ушами.
– Петьку подстрелили, – сообщил стоявший сзади офицер.
– Знаю, – зло сказал Румянцев, взводя курок пистолета. – Надо посмотреть. Если жив еще – сюда давай.
Ни слова не говоря, его товарищ бросился к лежащему на окровавленном снегу Петру. Снова грохнул выстрел, но пуля только взметнула снежный фонтанчик неподалеку. Схватив Петра за ноги, офицер потащил его к товарищам. Румянцев молился, чтобы стрелок был один. На морозе перезаряжать ружье было процессом непростым и долгим, но в этот момент грохнуло еще два выстрела. Одна пуля прошла мимо, но вторая попала в тело Петра. Второй офицер выскочил из-за спины Румянцева и помог товарищу – через пару секунд капитан уже прикладывал лезвие кинжала к губам Петьки, стараясь уловить дыхание, но – напрасно.
– Все, – сказал он.
– Александр Иванович, что делать-то? – спросил один из офицеров, невысокий и пружинистый.
– А хрен его знает! – выдохнул Румянцев. – Пройти нам не дают. Отступить не можем. Если их много – тут все и помрем.
– Сейчас сами все увидим, – мрачно прибавил другой офицер, плечистый и с пышными усами.
С неба начали медленно падать крупные снежинки. Румянцев посмотрел на облака, потом на тело своего мертвого товарища.
