Ага, подумал Александр, маман конечно же многократно описанным в отечественной и зарубежной литературе материнским чутьём, поняла и прочувствовала размер угрозы нарастающей греко-соседской экспансии и потенциальные последствия оной. Это необычайно обрадовало.
Но вместе с тем Шишкин-младший не мог отделаться от чувства некоего подвоха. Что-то не вырисовывалась окончательно картинка его беспрепятственного убытия в Чмарово.
А вот ведь и вправду – ну как отрицать шестое чувство?!
…Туманным августовским утром в квартире Шишкиных раздался телефонный звонок. Александр ещё нежился в постели, проверяя на практике интереснейшее физиологическое явление: если на двадцать секунд сильно зажмурить глаза, а потом открыть, то спать хочется гораздо меньше. Он так и сделал, когда родительский будильник потревожил его сон полседьмого утра. Зажмурился. А сейчас по телефонному трезвону открыл. Полдесятого. И правда спать хочется меньше. Но хочется. Увы, родители убыли к местам исполнения своих наиответственнейших обязанностей, поэтому пришлось шлёпать к неугомонному аппарату.
– А-а-лло, – зевнул в трубку Александр.
– Это квартира Шишкиных? – телефонная мембрана исторгла бодрый молодой мужской голос.
– Да… – насторожился Шишкин-младший.
– Доброе утро! Как понимаю, я разговариваю с Александром?
– Правильно понимаете. И вам утро доброе.
– Саша, из обкома комсомола беспокоят. Виктор Николаевич приглашает вас сегодня на беседу. Вам удобно подойти к нам часиков в двенадцать? Где обком, надеюсь, вы в курсе?.. Подходите прямо в приёмную, на третьем этаже. Без проблем?
– А Виктор Николаевич…
– Второй секретарь
– А по какому поводу?
– Извините, не в курсе. Поручено вас пригласить. В общем, подходите. К двенадцати ноль-ноль. И не опаздывайте, пожалуйста.
Трубка запикала короткими гудками отбоя. Александр вернул её на место, опустился на стул и принял позу роденовского Мыслителя. Хотя размышлять не имело никакого смысла. Значит, таки маман и папан не смирились. Вновь схватился за телефонную трубку, сунул уж было палец в наборник. Но кому звонить? Кто втихомолку подсуетился? Да уж… Тогда для чего вся эта возня с коробками? И материнские бесконечные коррективы изрядного списка жизненно важных – «на первых порах!» – в самостоятельной сыновней жизни вещей?.. Скорее всего, отцовская работа. Но коли столь конспиративно, звони не звони – отопрётся на чистом глазу. Да и чего раньше времени гнать волну. Вскрытие, в смысле поход в ОК ВЛКСМ, покажет.
– У-у-у-у… – нудно гудел в руке рогалик телефонной трубки. Когда ей это надоело и она перешла на короткие гудки, Александр вышел из раздумий, опустил трубку на аппарат и пошёл умываться.
Вот уже и чайник зашумел на весёленьком и аккуратном венчике язычков горелки. Новенькую газовую плиту «Gorenie» Шишкиным притащил лично Георгий Аполлонович Колпакиди, интимно заверивший, что на весь областной центр таких плит из братской Югославии поступило только три десятка и только на базу снабжения геологов. Маман Шишкина благосклонно приняла дефицитное изделие. Саша так и не понял, чему она больше обрадовалась, – тому, что заимела модную импортную плиту, или тому, что оказалась в немногочисленной областной компании владельцев импортного дефицита.
Реакция Шишкина-старшего была более определённой. Отвергнув подношение как подарок и оплатив его реальную стоимость, Сергей Петрович после исчезновения соседа резюмировал, что таких жуликов надо держать на расстоянии выстрела дальнобойной артиллерии. Понятно, что приговор распространялся на всё семейство Колпакиди, включая и обаяшек Никаса с Офелией… А ведь дети за отцов не отвечают, по-сталински заявлял Шишкин-старший. Ещё бы думал так…
Но и папан, и маман думали, как большинство их поколения. Вслух, на полном серьёзе обличали хапуг и спекулянтов, карьеристов и подхалимов, громили подобную публику на различных партийных сборищах, а дома, почему-то переходя на шёпот, кляли обкомовскую верхушку, номенклатурный «блат», с изрядным пессимизмом обсуждали возможные политические последствия той или иной перестановки в Политбюро ЦК КПСС. Но утром привычно отбывали в свои высокие кабинеты, чтобы вечером вернуться из спецмагазина с картонными коробками, наполненными деликатесами, – знай, мол, наших, не последние люди в области!
Чайник весело засвистел. Тут же в голове у Шишкина-младшего снова, как и при той интимно-доверительной речи Колпакиди-старшего, когда он приволок газовую плиту, зазвучали проникновенная мелодия и рвущие душу слова: «…А путь и далёк, и долог. И нельзя повернуть на-а-зад. Держись, геолог, крепись, геолог…» А действительно, что ещё остаётся геологу, когда он тащит на спине по таёжным урманам вот этот тяжеленный эмалированный словенский куб?.. И будет тащить, и не бросит – только советским геологам и презентуют, предварительно посоветовавшись, этакую красоту и полезность страны СЭВ!
…Без десяти двенадцать Александр вошёл в отделанную залакированным деревом приёмную. Под ясные очи аккуратно причёсанной на прямой пробор, строгой девушки в тёмном жакете с комсомольским значком на лацкане.
Девушка была хороша. И так похожа на Наташу-сероглазку, что у Александра тут же неприятно заныло под ложечкой.
– Вы – Шишкин Александр? – скорее не спросила, а подтвердила девушка-секретарша. – На двенадцать к Виктору Николаевичу?
Александру оставалось только кивнуть, но он не удержался и, максимально включая обаяние, спросил:
– Мы знакомы?
– В одностороннем порядке.
– Ор-ри-ге-ни-ально! – настроился на игривый тон Шишкин.
– Ничего особенного, – с суровой комсомольской прямотой безулыбчиво ответила девушка-секретарь. – Я вашу учётную карточку полчаса назад Виктору Николаевичу занесла. Проходите, он освободился. – И она чуть качнула головой влево. Хотя только слепой мог спутать двери в кабинеты первого и второго секретарей комсомольского обкома: внушительные табличищи на застопоренных половинах кабинетных дверей – золото на чёрном стекле – четко разъясняли, кто за какой дверью сидит.
Холодок робости скользнул Александру за ворот. С этим он и шагнул в сумрак междверного тамбура. Кто посещал высокие кабинеты, знает: если дверь только одна и такого тамбура нет – должностное лицо в кабинете или мелко плавает, или окопалось в этом кабинете временно. Или демонстрирует тесную связь с народом. Или ему попросту на всё это наплевать…
Александр машинально постучал по полировке внутренней двери.
– Да-да, войдите, – раздался приглушённый голос.
– Здравствуйте. Можно?
– А, Шишкин!
Из-за массивного стола, уставленного каким-то флажками-вымпелами, миниатюрным глобусом-часами, массивным, под малахит, письменным прибором, золотистой моделью танка, веером авторучек-ракет на чёрной пластмассовой подставке и ещё чёрт знает какими-то канцелярско-сувенирными прибамбасами, навстречу Александру бодро поднялся улыбчивый, молодой, лет тридцати, шатен, спортивный на вид, но уже заметно подлысевший. Протянул руку. Рукопожатие получилось несколько неловким: бархатистая пятерня второго секретаря сжалась чуть раньше, чем Александр успел обхватить её пальцами, – комсомольский вожак только их и пожал.
