– Ну, как говорится, за знакомство! – поднял рюмку Тимофеев.
– Аркаша… э-э-э… а лимончика у тебя, случаем, не найдётся? – причмокивая, спросил Каладжанов.
– Под такой роскошный кизлярский напиток?! Только всё послевкусие гробить! – Тимофеев встал, прошёл к столу, заваленному книгами, газетами, какими-то длинными узкими полосами бумаги с типографским текстом, ворохом рукописных и отпечатанных на машинке листов на скрепках. Ну, последнее Александру было знакомо – письма в редакцию.
– Заедать коньяк лимоном – это дурь. От царя Николашки последнего пошла. Лучше всего вкус божественного напитка оттеняет шоколад! – Тимофеев вернулся в кресло с большой плиткой дефицитного «Гвардейского» и зашуршал фольгой. Бывший райвоенком, а ныне начальник целого отдела областного военного комиссариата согласно кивнул головой и блаженно принялся посасывать шоколадную дольку.
Александр сделал то же самое, но ничего особенного не ощутил. Откровенно говоря, ему всегда было абсолютно «по барабану», чем закусывать спиртное. Другое дело закусывать – это обязательно! И лучше без пиететов-этикетов: под любое горячительное прекрасно идёт селёдочка с лучком, солёный или маринованный огурчик, а также «витамин Цэ» – сальце, с чесночком да ржаным хлебушком, мясце, холодце… Видимо, и смысла нет обшаривать ветки родословного древа – не обнаружатся там нигде даже мелкоплодные и захудалые дворянские хрукты-овощи. Исключительно рабоче-крестьянское дерево, разве с некоторыми интеллигентными побегами, за которые и то спасибо залпу «Авроры» и советской власти.
– Так вот какое у меня предложение к тебе, Александр, – после третьей рюмки, закурив, сказал Тимофеев. – Как ты смотришь на то, чтобы заняться военной журналистикой?
Александр чуть не поперхнулся шоколадной слюной.
– Да я… Как-то и в голову не приходило… И потом… Тут у вас такая специфика…
– Нет у нас никакой специфики. Армейская тема, ратный труд – такая же область человеческих взаимоотношений, как и другие. Кто-то у мартена стоит или за штурвалом комбайна, а у нас, как в фильме сказано: «Есть такая профессия – Родину защищать».
Тимофеев встал и прошёлся по кабинету.
– На «гражданке», знаю, коллеги-журналисты от военной прессы носы воротят. Дескать, казёнщина одна. Да ещё и ржут над нашей терминологией: «Служат в энской части отличники боевой и политической подготовки…» – Он усмехнулся. – Но последнее не к нам, а к военным цензорам. Их же критиковать глупо. Человек несведущий полагает, что раз в небе висит туча натовских спутников-шпионов, способных таких фотографий понаделать, что на них даже номер автомобиля можно различить, так вот, стало быть, чего эти цензоры собственной тени боятся? А те же самые цэрэушники в открытую хвастаются: до девяноста процентов всей полезной развединформации черпается из обычных газет! И в этом я им верю!
– Да уж, – поддакнул Каладжанов. – Сам ругался с редактором «районки»: куда смотришь, когда взахлёб пишешь: «Красные галстуки принятым в пионеры школьникам повязали их постоянные шефы – воины-ракетчики»! Тут и дураку понятно, что где-то неподалёку от этой школы ракетная часть дислоцируется, не будут же «постоянные шефы» за тридевять земель к ребятне приезжать! Вот и прячь ядерный щит, вот и маскируй!
– Ой, да кому нужна в цэрэу наша «районка»! – рассмеялся Александр.
– Э-э, не скажи! – покачал головой Тимофеев, разлил остатки коньяка по рюмкам и опустился в кресло. – В штабах и разведорганах вероятного противника целые отделы здоровущие имеются. Сидят там «яйцеголовые» и штудируют нашу прессу – от центральных изданий до самых захудалых провинциальных газетёнок. Курочка по зёрнышку клюёт!
Он покрутил рюмку за коротенькую ножку, любуясь цветом коньяка.
– Но мы съехали с темы. Начали с казёнщины, а добрались до шпионщины! Я-то – о другом. Казёнщины в армейской прессе, согласен, с избытком. Но тут дело не в приписываемой военным тупости. Ведь как на гражданке любят злословить? «У этих армейских одна извилина, да и та – либо вдоль спины, либо на лбу – след от фуражки». К армейской печати такие же эпитеты прикладывают. А почему? Не только потому, что в чужом глазу соринку зрят, а в своём бревна не видят. Хотя и это тоже. Вообще, тут общая для всех писак проблема – качество. Качество журналистского пера! Мои подчинённые тоже порой приносят материал на утверждение: заголовок – штамп, в каждом абзаце – штамп, все герои – как под копирку! Но перо – бойкое! Строчат, как швеи-мотористки! Да ещё ничтоже сумняшеся и жанр-то обозначат – очерк! Хоть рыдай, хоть застрелиться предлагай!
Тимофеев внимательно посмотрел на Александра.
– Это я всё в адрес тех, кто считает армейскую прессу кондовой. А из неё, между прочим, вышли зубры советской журналистики и литературы. Симонов, Твардовский, Гудзенко, Гроссман, Гольдман, Межиров, Костюковский, Смирнов…
Он помолчал, потом спросил Александра:
– Заметил, что твой материал вышел почти без сокращений и правки? А почему? А потому, что написан с душой! Без той самой казёнщины. Отсюда и моё предложение.
Теперь в Шишкина-младшего выжидающе прицелились уже две пары глаз.
– Я, конечно, не знаю, как ты настроен на военную службу, – сказал Каладжанов, – но, на мой взгляд, пользы от тебя будет больше в газете, это не в райкоме штаны протирать. Все эти райкомовские фигли-мигли… Уж насмотрелся я на них… Да и, как мне кажется, тебе самому журналистика более интересна…
– А у меня задумка: создать в газете отдел по работе с молодёжью, – подхватил Тимофеев. – В политуправлении округа, кстати, с интересом идейку встретили, прорабатывают, так сказать…
– Закавыка одна имеется… – вздохнул Александр. – Мулладжан Ахметович в курсе… Я же кандидат в члены партии. Стаж в феврале истекает. Как с этим-то быть?.. Не отпустят…
– Но если отпустят – пойдёшь к нам? – оживился Тимофеев.
– Ну почему бы и нет.
– Тогда я буду разговаривать о тебе в политуправлении. Призовём!
– И я через облвоенкома руку приложу, – важно кивнул Каладжанов.
– А чтобы у меня наверху разговор получился безотказным, – сказал Тимофеев, – вот что предлагаю. Дам я тебе парочку заданий – на армейскую тему репортажик сделать, зарисовочку. Выпишем тебе удостоверение внештатного корреспондента-организатора, побываешь в воинских частях, как?
Александр ничего не имел против. Вот и какое-то заделье в отпуске нашлось, да и самому захотелось себя проверить: есть журналистская жилка или нет. Опять же слабенький, но свет в тоннеле…
На том и расстались.
Но дома, любуясь моделью танка, Шишкин-младший опять увяз в болоте сомнений. Понятно, что с «лейкой» и блокнотом – это не в танковой башне и не на полковом плацу, но всё равно – армия не «гражданка». Тут ты сам себе хозяин. Заявил: «Не хочу и не буду» – и вали на все четыре стороны, а там: «Дан приказ ему на запад…» И хорошо, если на запад, чаще – совершенно в других направлениях: «…На Север поедет один из вас, на Дальний Восток – другой…» Хотя… Серая книжица в кармане и без армейской дисциплины вольнолюбивое «не хочу и не буду» исключает, а красная – и вовсе лавочку прикроет. С другой стороны, если осмотрительно и без дури себя вести – а год учительства на селе ба-а-альшим университетом оказался! – то можно уютненько и в креслице районного комсомольского божества некоторое время посидеть, себя показать, а там видно будет… Например, дорожку из райкомчика в обкомчик вымостить…
