«Соглашайся! Соглашайся, царевна! – из-за кресла хором тянули придворные мамки и няньки. – Свет наш ясный! – им уже сказали, что говорить, на что упирать, чем пугать. – От этого короля откажешься, следующий жених уж точно из степи пожалует! Косоглазый! В юрте будешь жить! Кисло молоко пить! Коней есть будешь! Так и заржать недолго!»
А с подарками привезли и портрет Генриха. На холсте король выглядел очень даже лепо: солидно, волосом он был черен, не сед, лицом вполне пригож, в доспехе и плаще, подбитом горностаем.
– Это точно он, Генрих, жених мой? – спросила Анна у епископа. – Ваше преосвященство?
– Он самый, ваше высочество! – гордо воскликнул священник в черной сутане.
– А когда писали этот портрет? – вновь спросила любопытная киевлянка. – Год или десять лет назад? – Тень сомнения легла на свежее лицо княжны, пылавшее от смятения и переполнявших ее чувств. В синих, припухших от слез глазах таился вопрос. – А то, может быть, этому портрету уже лет двадцать?..
– Тридцать, – бросила ее мать Ингигерда, стоявшая у окна и нервно колотившая пальцами в перстнях по деревянному вощеному подоконнику. – Ну, Аннушка!..
– А вы, матушка, не смейтесь, – очень серьезно молвила дева. – Тут не по грибы-ягоды зовут, а замуж! – И тотчас переключилась на епископа: – Так когда писали портрет?
– Да перед самым нашим отъездом и писали, – заверил девицу епископ Роже. – Все ради вас, ваше высочество! Наш король Генрих полюбил вас по одним только описаниям! Слава Господу, чувство его искреннее! Благороднее нашего короля трудно найти на свете рыцаря!
– А отчего же в своем краю он себе невесту не нашел? Или он какой-то не такой?
– Всем он такой, – миролюбиво увещевал епископ.
– Так отчего же? – противилась Анна. – Вдруг у него по шесть пальцев на ногах?
Епископ не знал, как ему и быть!
– Еким-привереда остался без обеда, – глядя на княжеский двор, где конюхи ловили строптивого жеребца, процедила великая княгиня.
– Да-да, – кивнула юная княжна. – Лицом пригож, а как снимет сапоги… Откуда мне знать?
– В наших королевствах, ваше высочество, – терпеливо объяснял епископ Роже, – его величеству найти невесту трудно, потому что все ему так или иначе родственницы…
– Как так, ваше преосвященство?
– А вот так, ваше высочество. Ведь у нас в Европе все троюродные братья и сестры давно переженились. А то и кузены! – Епископ был как на иголках: судьба его королевства решалась, счастье короля висело на волоске. – А сие богопротивно! Церковь не рекомендует, даже расторгает порой такие-то браки!
– А-а, тогда ясно, – немного успокоилась Анна. – Жаль, король сам к нам не приехал, да, матушка? – обернулась она. – Андраш, венгерский принц, у нас гостил, и Харальд тоже…
Великая княгиня еще крепче сжала зубы.
– У нашего короля много дел! – попытался защитить своего государя епископ Роже. – Война, ваше высочество!
– Так у всех война…
Епископ даже руки сложил на груди:
– Скажу как перед Богом: мой король будет любить вас больше жизни! Он прослышал о вашей красоте и теперь думать ни о какой другой невесте не может!
– Вот и ты думай, дитятко, – ласково обернулась к ним мать невесты и дочь викинга Ингигерда, – не упусти возможность… Увянешь ведь в Киеве с таким-то норовом…
А что матери было жаловаться на норов дочери? Все детки в отца и в нее пошли! Трудно было найти на свете более расчетливых, властолюбивых и мудрых государей! Кремень была пара! И младшая дочь, все взвесив своим хоть и юным, но женским, к тому же княжеским умом, решила, как ей быть.
Пришла к родителям и, смиренно опустив очи, перед портретом Генриха сказала:
– Я согласна, батюшка. Сделаю по-вашему, маменька. Не верю я портрету, – она подняла глаза на холст, доставленный с другого края земли, – но что поделаешь? Видать, судьба моя такая: ехать в тридевятое царство! – Анна уже с интересом разглядывала портрет. – За старика замуж выходить. Что ж, коли Господь хочет, то и старика полюблю, и детей ему рожу! – Алые губки ее дрогнули, и она неожиданно всхлипнула носиком. – Сколько попросит!..
– Вот и ладненько, – положив все еще богатырскую руку да еще пуще тяжелую от перстней на ручку дочери, кивнул Ярослав Мудрый, правда, у него от жалости к дочери сердце сжалось и тоже слеза навернулась! Большая княжеская слеза! Ярослав даже переглянулся с женой, но властный взгляд северянки был тверд, как сталь. – Будь по-твоему, Аннушка…
– Мудрое решение, – кивнула мать. – Вся в отца пошла!
– Отдаю дочь за вашего короля! – тотчас же объявил послам великодержавный Ярослав.
Наконец, он в первую очередь великий князь, а потом уже отец. И должен думать о выгодах своего престола, о большой политике и международном положении, о том, что нечего красавице дочери за отцовский кушак держаться: княжна, как и любая баба, жить должна с мужем и детей рожать. А у такой дочери, как его Аннушка, каждый ребенок на вес золота будет! Великая княжна королей и королев для всей Европы должна нести!.. И ведь прав был Ярослав Мудрый, еще как прав! Через дочь его Анну кровь его русско-варяжская разольется по жилам почти всех европейских королей и будет течь тысячу лет!
Итак, великий князь и его дочь Анна дали согласие. Епископ Роже ликовал: посольство увенчалось успехом! Виват! А как Господь-то обрадуется! У его короля будет молодая красавица-жена, с которой у них ни капли общей крови!
И начались сборы в далекую страну. Сборы и слезы. Но радости все-таки было больше. Тут, в Киеве, все изведано, все дорожки пройдены. А там, в стране франков, именуемой Францией, все ново будет, все интересно! Хоть и со стариком мужем…
– Мне, батюшка, их франкский язык неприятен, – говорила Анна любящему отцу. – Я, конечно, его выучу, а вдруг свой в далеких краях позабуду?
– Да как же ты его забудешь, доченька, ты ведь с собой подруг да прислугу заберешь, сколько пожелаешь!
– Я книги возьму, батюшка! Много книг! – предупредила она. – Без книг никуда не поеду! – она даже топнула ножкой. – Больной скажусь – пусть забирают подарки!
– Бери книг столько, сколько тебе надобно, дочка, – говорил Ярослав Мудрый. – Неужто мне для тебя чего-нибудь жалко? – и он прижал ее к себе: – Глупенькая, дитятко…
И пока слуги набивали сундуки и тюки киевским добром, пока отбирали лучших воинов для сопровождения княжны в дальние страны, Анна устремилась в отцовскую библиотеку, где знала уже многое, но далеко не все! На это все ей и десяти жизней бы не хватило! Но она была такая любознательная, и столько в ней уже трепетало взрослой силы! Арочные своды и дубовые полки, уставленные книгами, и сундуки с теми же книгами открылись ей. Поблескивали золотые да серебряные оклады…
«С чего бы начать? – подумала княжна. – С Евангелия, конечно!»
