А кто были его лучшие друзья и советники?
Первым из них был Павел Александрович Строганов – они с императором дружили семьями, не разлей вода были; вторым – общий друг и Александра Романова, и Павла Строганова – Виктор Кочубей, выходец из древних казацких родов, племянник князя и канцлера Безбородко; третьим – друг Строганова – поляк и революционер Адам Чарторыйский; и четвертым – кузен Строганова, Николай Новосильцев, тот самый, что по приказу папеньки вырвал младшего брата из лап революционеров. Но именно Строганов предложил создать «комитет избранных», как он его назвал «Комитет общественного спасения». И Александр Павлович согласился. Великому князю Александру было по ту пору чуть более двадцати, а его друзьям за тридцать, и, конечно, он слушал их с должным вниманием. Особенно Строганова, который еще десять лет назад сам участвовал в революции и даже занимал в новом государстве заметную должность! Как известно, вернувшись из Франции в крепостную невольницу, Попо еще в ссылке, в деревне, удя рыбку, сказал: «Я буду счастлив только тогда, когда в России наступят те же перемены, что и во Франции!» Это были люди с идеями! Прознав о тайном кружке реформаторов, взбешенный император Павел разогнал их, как домовладелец разгоняет из садика зарвавшихся, вопящих ночью котов, запустив в них крепким башмаком. Всех выслал из Петербурга! Только Строганов, ушедший в частную жизнь, и остался.
Но репрессии будут действовать только до срока…
Что до книгочея Дубровского, то и его время еще не пришло. Император Павел, гроссмейстер мальтийского ордена, не жаловал русской старины. Он, как и его отец, предпочитал все иное. Чужестранное! Необходимо было дождаться появления нового русского правителя, чтобы «парижская находка» увидела свет…
Глава четвертая
Хранители сокровища
«Дней Александровых прекрасные начала» – так напишет Александр Сергеевич Пушкин о тех легендарных временах, когда избранным казалось, что сказка возможна! Ведь Русь любит сказки! Так почему бы по щучьему велению взять всей державе и не поворотиться в сторону запада, лицом к Европе, к свободе, равенству и братству?
Едва несчастного Павла Петровича англоманы удавили шарфом в его спальне, как новый царь всея Руси Александр Павлович изрек: «Теперь все как при матушке Екатерине будет!» Но не добавил: «С той лишь разницей, что я реформы хочу учинить, каких еще свет не видывал!»
Это был сюрприз для крепостнического государства.
Ничто так не сближает простых смертных и коронованных особ, как личные отношения, завязанные в юности. Едва став императором, Александр созвал всю свою четверку. И первым из четверки был Павел Строганов, с которым Александр дружил семьями. Строганов и предложил назвать их организацию «Негласный комитет».
Суть Негласного комитета была такова: пятеро друзей с императором во главе садились на диваны и пытались ответить на любимый русский вопрос «Что делать?». И в первую очередь как отменить крепостное право?
Они сделали многое. Вернули из ссылок пятнадцать тысяч репрессированных Павлом чиновников, военных и прочих, не угодивших режиму. Учредили восемь министерств. Создали всеобщую образовательную программу. Крепостное право не отменили и не смогли бы этого сделать (как бы ни хотели, а хотели сильно!), но в 1803 году вступил в силу «Закон о вольных хлебопашцах», по которому каждый помещик мог освободить своих крестьян с наделом за выкуп. Другое дело, что сами помещики за оскорбление такой закон приняли, но тут уж царь не виноват. Он-то как лучше думал! Александр Первый даже предполагал на манер европейских государств ограничить самодержавие, но никак не желал ограничивать свою личную власть. Какой дурак на такое согласится? Взять и по своей воле сказать: отныне парламент будет решать мою монаршую судьбу!
Такого еще в истории не было…
Но свежего ветра пришло много! Весеннего, полного надежд! В эти годы вдохновенной оттепели и фантастического разгула российской демократии девятнадцатого века в Санкт-Петербурге открылся уникальный домашний музей-библиотека. Инициатором музея был не кто иной, как Петр Петрович Дубровский.
Слух о домашнем музее чиновника Коллегии иностранных дел, недавно уволенного со службы, докатилась и до Павла Александровича Строганова.
К Дубровскому домой и отправился первый из четверки гениев, входивших в «Негласный комитет». Павел Строганов специально приехал поздно, когда посетители уже схлынули. О нем доложили, и Дубровский буквально вылетел в прихожую.
Павел Александрович, чтобы устранить любую неловкость, первым распахнул объятия:
– Здравствуйте, друг мой любезный! – он обнял Дубровского. – А вы изменились с нашей последней встречи в Париже! А-я-яй! Поседели, Петр Петрович… Сколько вам нынче лет?
– Шестой десяток пошел, ваше сиятельство.
– А мне почти столько же, сколько было вам, когда наши дороги пересеклись… Чаем напоите гостя своего? А то и коньяком? Хотя, нет, коньяк я свой принес…
Слуга Дубровского организовал стол. Долго кланялся. Такой человек зашел на огонек! Пока слуга суетился, Павел Строганов ходил по комнатам и осматривал экспонаты.
– Чудо, какое чудо! – говорил он.
– Да, они прекрасны! – соглашался за его спиной Дубровский. – А вот на этот фолиант взгляните… а теперь на этот!..
Затем они сели к столу и выпили из тяжелых хрустальных бокалов терпкий душистый напиток. Пробирающий, дорогой!
– Я надолго потерял вас из виду и все думал, как там наш книгочей? – улыбнулся хозяину Строганов. – Все ли вывез из Парижа, что хотел? Мне-то не удалось поспособствовать в полной мере. Слышали небось, под арестом сидел в собственной деревне?
– Слышал, все о вас слышал…
– Зато рыбу научился удить, – улыбнулся тридцатилетний Павел Строганов. – Деревенская жизнь так хороша, что повеситься впору! Но матушка Екатерина смилостивилась… Как вы? Я знаю, что вас бросало с одного фронта на другой. Это так?
– Это так, – кивнул Дубровский. – А нынче вот взят и отчислен из Коллегии иностранных дел, и едва ли не с позором.
– За что же такая немилость? – нахмурился Строганов.
– Я собрал уникальную библиотеку, Павел Александрович. Как вы сами можете убедиться. Великую библиотеку! Взял все то, что не успели сжечь французы. Сотни древних томов! Но как их возить по чужим землям да по армиям? Кто позволит? Я оформил их как дипломатический архив. И всюду мне двери были открыты. Только поэтому и спас библиотеку! А когда привез этот багаж в Россию и, как и следовало, открылся начальству, мне и сказали: вредитель! Да к тому же и начальство за это время сменилось. Они обо мне и не слышали толком! – Дубровский желчно усмехнулся: – Хорошо еще предателем не назвали!
– Вот дураки! – хлопнув себя по коленям, возмутился Строганов. – Вот обормоты!
– Сказали: использовал служебное положение в частных целях! А ведь я во Франции весь свой багаж бросил, без всего бежал! Только книги и были! И саквояж один с бельем и караваем, чтоб с голоду не помереть…
