— Если потребуется, то да, — тем же тоном смело сказал он.
Но в ответ она лишь рассмеялась.
— Что же тут смешного, Алиенора?
— Только то, что, скажи я своим людям, что более не желаю признавать в тебе мужа, как они тотчас выкинут твоих бальи из своих городов! Ты нужен моим вассалам, как телеге пятое колесо!
Но он пропустил последнюю фразу мимо ушей — его взволновало другое.
— Я не ослышался: ты не желаешь признавать меня своим мужем?
Она с нарочитой дерзостью улыбнулась ему:
— Кажется, ты сам решил приблизить это время! А что насчет ошибок, в которых я виновата, так это ты оставил Антиохию без защиты и благодаря тебе погиб князь Раймунд Антиохийский. И мусульмане, против которых ты так ополчался прежде, благодаря твоему самодурству разбили христианское войско. Ты нарушил свой обет и предал общее дело, на которое позвал людей. В первую очередь — ты! — Гордо подняв голову, она усмехнулась. — Из-за ревности, Людовик, ты погубил великое дело. Святое дело. Расскажи об этом Бернару Клервосскому — вот ему будет потеха! — Неожиданно тень горечи коснулась ее глаз и губ. Королева тяжело вздохнула. — Так не может продолжаться долго, и мне жаль, если ты не понимаешь этого. Когда-то я умела летать, но с тобой я чувствую себя птицей с перебитым крылом, — Алиенора обреченно покачала головой. — Ты слепец, Людовик. Слепец…
4
Неожиданные события августа 1150 года временно отодвинули семейные раздоры в королевской семье на второй план. И на первый вышла ссора между Людовиком Французским и его могущественным вассалом Жоффруа Анжуйским Плантагенетом, прозванным Красивым.
И распря эта готова была обернуться настоящей войной…
Жоффруа вернулся почти на год раньше Людовика, и вскоре у него возник конфликт с королевским сенешалем в Пуату, неким Жиро де Берле. Земли Алиеноры Аквитанской, которыми теперь управлял король, граничили с землями графа Анжуйского. Этот самый Жиро де Берле претендовал на небольшой лесок.
Его считал своим и Жоффруа Анжуйский.
И лесок-то был крохотный, да пожар разгорелся из-за него что надо. Граф выбил из спорной территории людей Жиро де Берле, а тот заперся в своем пограничном замке Монтрей и стал поносить оттуда грозного анжуйца последними словами. Так продолжалось три месяца. Потерявший терпение и охваченный гневом Жоффруа подошел к замку с небольшим войском и забросал Монтрей из катапульт горшками с кипящей смолой. Замок на славу заполыхал, и уже скоро Жиро де Берле запросил пощады и открыл ворота. Насмешник был схвачен, закован в кандалы и отвезен в Анжер. Все это происходило в те самые месяцы, когда Людовик еще предавался печальным мыслям в Иерусалиме и ждал корабли Рожера Второго. А по папской булле любой феодал, который решится напасть на своего соседа, находящегося в Крестовом походе, немедленно отлучался от церкви. Именно так папа Евгений Третий и поступил с графом Анжуйским, на что тому оказалось ровным счетом наплевать.
В первые месяцы по возвращении Людовику оказалось не до мелких междоусобных препирательств. К тому же 13 января 1151 года умер отец Сугерий. Это была настоящая трагедия для короля — Людовик плакал, и его слезы воистину были горьки. Он лишился друга, наставника, защитника. В тяжелую годину Второго крестового похода Сугерий умудрялся один тащить целое государство на своих плечах. Теперь же Людовик оказался с жестоким миром один на один. С миром, где было столько неразрешенных вопросов и так мало ответов. А ведь все эти ответы Сугерий знал, но теперь, увы, унес их в могилу.
— Людовик, решай дела государства разумом, без сердца, — только и успел сказать на смертном одре слабеющий Сугерий ученику — королю Франции. — И никогда не позволяй превращать себя в игрушку в чужих руках — особенно женщине.
Настоятеля аббатства похоронили под сводами нового собора Сен-Дени, его же творения, рядом с королями, которые на том свете должны были поблагодарить этого человека, вышедшего из простой среды, но столько давшего государству их потомков.
Рассмотрев наконец-таки ситуацию с Жиро де Берле и поджогом пуатевинского замка Монтрей, Людовик рассвирепел и, собрав войска на северных границах Иль-де-Франса, вошел на территорию Нормандии и взял штурмом крепость Арк. Взаимные удары недавние товарищи по оружию сделали — теперь все решить могла только война или мирные переговоры. Но великий миротворец Сугерий умер, и некому было рассудить короля и графа, между которыми уже прогремела гроза, и молния, ударившая в землю, выжгла черную пропасть.
Нормандия выступила против короля Франции, но ему тут же подоспела помощь из-за Ла-Манша в лице сына графа Стефана де Блуа — Евстафия.
Сам того не подозревая, Людовик оказался в центре запутанного клубка англо-нормандско-анжуйской политики, от которой так ретиво сбежал четырнадцать лет назад в Антиохию молодой Раймунд Пуатьерский.
После смерти Генриха Первого Грамотея дочь его Матильда и племянник Стефан де Блуа начали борьбу за власть, окунув Англию и Нормандию в хаос гражданской войны. Но у Матильды был могущественный супруг на континенте — Жоффруа Красивый Анжуйский, когда-то выбранный ей в мужья дальновидным отцом, и молодой, но уже воинственный сын Генрих. Не так давно анжуйцы прижали Стефана де Блуа и вынудили его признать их условия: сразу после смерти Стефана королем Англии и Нормандии становится Жоффруа Анжуйский, а сыну Стефана Евстафию достается графство Блуа и Булонь.
Немного, но все же лучше, чем ничего.
В том самом 1150 году, когда Жоффруа Анжуйский рассорился с сенешалем Пуату Жиро де Берле из-за пограничного лесочка, граф торжественно передал власть над герцогством Нормандия своему старшему сыну — восемнадцатилетнему Генриху.
И теперь получалось, что Людовику Седьмому грозила война на два фронта: на западе — с Жоффруа Анжуйским, на севере — с его сыном Генрихом. В связи с этим помощь от Евстафия, так и не смирившегося со слабостью, проявленной его отцом Стефаном де Блуа, была очень кстати — она оттягивала силы Генриха Нормандского на север, к Ла-Маншу.
Все это грозило Европе, и так истощенной Вторым крестовым походом, страшной войной. Нормандия и Анжу набросились бы на Иль-де-Франс, на Нормандию напала бы Англия в лице Евстафия, на Анжу — Пуату и Аквитания. Другие герцогства и графства Франции тоже не остались бы в стороне.
Перспектива была устрашающая: к чему привел бы этот ад, не открыл бы ни один предсказатель.
И тогда на политическую арену Европы вновь вышел Бернар Клервоский. Он взялся помирить непримиримых противников — короля Франции Людовика Седьмого и графа Жоффруа Анжуйского Плантагенета.
По настоянию Бернара в пограничном городе Дрё была созвана ассамблея, на которую пригласили первых баронов королевства. В присутствии доброй сотни свидетелей, высокородных сеньоров и сеньор, решил Бернар, король и граф будут сдержаннее и не дадут разгуляться своим страстям.
Тем не менее, появление Жоффруа Анжуйского Красивого поразило всех. Его ждали с нетерпением — он опаздывал. И вот церемониймейстер ударил жезлом об пол и зычным голосом произнес:
