Лошадь, двуколка и Батшеба тронулись дальше.
– Скажи, ради бога, как ты здесь очутилась? Я думал, ты уехала на край света или умерла! Почему ты не писала мне? – непривычным для него ласковым тоном торопливо спрашивал Трой, поднимая женщину.
– Мне было боязно.
– Есть у тебя деньги?
– Ни гроша.
– Великий боже! Какая досада, что я не могу тебе дать побольше! Вот возьми… Ах, да тут сущие пустяки! Это все, что у меня осталось. Понимаешь ли, у меня нет ничего, кроме того, что я получил из рук жены, и сейчас я не могу у нее попросить.
Женщина не отвечала ни слова.
– Слушай. У меня всего минута, – продолжал он. – Куда ты идешь так поздно? В кэстербриджский Дом призрения?
– Да. Я надумала пойти туда.
– Незачем тебе туда тащиться… Впрочем, постой. Да, пожалуй, только на эту ночь. Больше ничего не могу придумать… Проклятая судьба! Переночуй там и пробудь завтрашний день. В понедельник я свободен, и в этот день, ровно в десять, мы встретимся с тобой за городом на Кэстербриджском мосту. Я принесу все деньги, какие удастся раздобыть. Ты ни в чем не будешь нуждаться… Уж я позабочусь об этом, Фанни. Я сниму тебе где-нибудь комнату. Ну, до свидания. Я скотина, знаю. Но… до свидания!
Добравшись до перевала, Батшеба обернулась. Женщина уже стояла на ногах, и Батшеба видела, как она отошла от Троя и неверными шагами стала спускаться с холма, миновав верстовой столб, третий от Кэстербриджа. Трой быстро подошел к двуколке, уселся рядом с женой, взял у нее из рук вожжи и, не проронив ни слова, хлестнул лошадь и перевел ее на рысь. Он казался взволнованным.
– Ты знаешь, кто эта женщина? – спросила Батшеба, пытливо вглядываясь ему в лицо.
– Знаю, – отвечал он, смело выдерживая ее взгляд.
– Я так и думала, – и Батшеба с вызовом поглядела на него. – Кто же она?
Трой сообразил, что его откровенность не принесет пользы ни одной из этих женщин.
– Она мне чужая, – ответил он. – Я знаю ее только в лицо.
– Как же ее зовут?
– Откуда мне это знать?
– Мне думается, ты знаешь.
– Думай что угодно! Чтоб тебе… – фраза закончилась ловким ударом кнута, который ожег бока Крошки, после чего лошадь пустилась бешеной рысью. Больше не было сказано ни слова.
Глава XL
На кэстербриджской дороге
Довольно долгое время женщина шла вперед. Походка ее становилась все более шаткой, и она напрягала зрение, всматриваясь в уходившую вдаль пустынную дорогу, еле различимую в вечернем полумраке. Наконец она совсем ослабела и стала с трудом волочить ноги. Увидав ворота, за которыми стоял стог сена, она открыла их, опустилась на землю и сразу же забылась крепким сном.
Когда женщина пробудилась, вокруг нее темнела безлунная и беззвездная ночь. Тяжелый панцирь облаков закрывал небо, не оставляя ни единого просвета, а вдалеке над Кэстербриджем светлело зарево, которое казалось тем ярче, чем гуще был окрестный мрак. На это тусклое мягкое сияние и устремила взгляд женщина.
– Ах, если бы мне только туда добраться! – прошептала она. – Повстречаться с ним послезавтра. Помоги мне, господи!.. А может, к тому времени меня уже не будет в живых…
Из глубин мрака донесся звон – часы в соседней усадьбе слабо и приглушенно пробили один раз. После полуночи бой часов как будто теряет силу и полноту звучания, переходя в жидкий фальцет.
Вслед за тем где-то далеко в темноте блеснул огонек, два огонька, которые стали быстро вырастать. По дороге катилась коляска, и вскоре она проехала мимо ворот. Вероятно, там сидели какие-нибудь запоздалые гуляки. Луч фонаря на мгновение осветил скорченную фигуру женщины, и лицо ее отчетливо выступило из тьмы. Это было молодое лицо, но уже как бы тронутое увяданием, контуры были мягкими и округлыми, как у ребенка, но отдельные черты слегка заострились и утончились.
Путница поднялась на ноги, очевидно, в ней воскресла решимость, и она стала осматриваться. Вероятно, дорога была ей знакома, она зорко оглядела изгородь, медленно проходя мимо нее. Но вот впереди что-то неясно забелело, то был второй верстовой столб. Протянув руку, она нащупала на его поверхности цифру.
– Еще два! – вздохнула женщина.
Она прислонилась к столбу, не упуская возможности хоть минутку передохнуть, потом встрепенулась и двинулась дальше. Некоторое время она шагала довольно бодро, потом ноги у нее стали по-прежнему подкашиваться. Это произошло близ уединенной рощицы, где кучи белых щепок на усеянной листьями земле доказывали, что днем дровосеки здесь вязали хворост и плели решетки для изгородей. Теперь нельзя было уловить ни шороха, ни вздоха ветерка, ни шелеста ветвей, и она остро чувствовала свое одиночество. Женщина заглянула через калитку, открыла ее и вошла в ограду. У самого входа лежали вязанки хвороста и валялись рассыпанные сучья и палки различной длины.
Минуту-другую странница неподвижно стояла в напряженной позе, которая означает, что движение лишь приостановилось, но не замерло совсем. У нее был вид человека, который прислушивается либо к звукам внешнего мира, либо к мыслям, проносящимся у него в голове. Внимательно приглядываясь, можно было бы заключить, что она поглощена именно последним. Более того, как вскоре обнаружилось, она изощряла свою изобретательность в той области, в какой подвизался Жаке Дроз
[30], остроумный конструктор автоматических заменителей человеческих конечностей.
Ощупывая руками груды сучьев при слабом свете зарева, женщина выбрала два крепких сука. Они были прямые, длиной в три-четыре фута и заканчивались развилкой в виде буквы V. Она села на землю, обломила тонкие верхние веточки, а палку прихватила с собой. Выйдя на дорогу, она подставила себе под мышки по палке на манер костылей, испробовала их прочность, потом опасливо оперлась на них всей своей тяжестью – крайне незначительной – и выбросила вперед свое тело. Женщина смастерила себе подпорки.
Костыли отвечали своему назначению. Теперь на дороге только и слышно было, что шелест шагов да постукивание палок. Путница уже давно миновала третий верстовой столб и стала напряженно вглядываться в даль дороги, словно ожидая увидеть следующий. Костыли, хотя и были ей в помощь, все же имели рабочий предел. Машина приводится в движение энергией, а сама не может ее вырабатывать, и общая сумма усилий не уменьшилась, только упор приходился теперь на туловище и на руки. Она выбилась из сил и еле-еле продвигалась вперед. Наконец она пошатнулась вбок и упала.
Она лежала на дороге, как ворох тряпья. Прошло с четверть часа. Утренний ветерок лениво потянул над равниною, и зашуршали сухие листья, всю ночь лежавшие неподвижно на земле. Женщина сделала отчаянное усилие, поднялась на колени и встала на ноги. Опершись на костыли, она попыталась сделать шаг вперед, потом другой, третий; теперь она пользовалась костылями лишь как палками. Она медленно спускалась с Меллстокского холма, пока не увидала еще один верстовой столб, а вслед за ним – чугунную ограду. Она дотащилась до первого столба ограды, ухватилась за него и начала оглядываться по сторонам.
