Каменное строение состояло из центрального корпуса и двух флигелей, над которыми торчали как часовые тонкие трубы, издававшие на легком ветру какой-то заунывный звук. В стене виднелась большая дверь, а возле нее висела проволока, заменявшая ручку звонка. Стоя на коленях, женщина вытянулась изо всех сил и достала рукой до проволоки. Дернула ее и упала ничком; она лежала, скорчившись, прижав голову к груди.
Было около шести часов утра. Вскоре послышался шум шагов внутри дома, который должен был стать тихой пристанью для этой истомленной души. Рядом с большой дверью отворилась маленькая, и на пороге показался мужчина. Он приметил порывисто вздымавшуюся от дыхания кучу одежды, отправился за свечой и быстро вернулся. Потом снова удалился и на этот раз пришел с двумя женщинами.
Они подняли простертую на земле странницу и помогли ей войти в дверь, которую потом за ними запер мужчина.
– Как это она попала сюда? – спросила одна из женщин.
– Господь ее знает, – ответила другая.
– Там снаружи собака… – пробормотала изнемогающая путница. – Куда она девалась? Она помогла мне.
– Я отогнал ее камнем, – сказал мужчина.
Маленькая процессия двинулась вперед: во главе мужчина со свечой в руке, за ним две костлявые женщины, поддерживающие под руки третью, маленькую и хрупкую. Они быстро исчезли в глубине коридора.
Глава XLI
Подозрения. Посылают за Фанни
По возвращении с рынка Батшеба за весь вечер не сказала мужу почти ни слова, да и он не был расположен беседовать с ней. Состояние его было не из приятных: острое беспокойство и невозможность высказаться. Следующий день – то было воскресенье – они тоже провели в безмолвии. Батшеба ходила в церковь утром и после обеда. На другой день должны были состояться скачки в Бедмуте. Вечером Трой внезапно спросил:
– Батшеба, не можешь ли ты мне дать двадцать фунтов?
Лицо ее омрачилось.
– Двадцать фунтов? – переспросила она.
– Дело в том, что они мне нужны до зарезу.
На лице Троя легко можно было уловить непривычное для него выражение тревоги. Владевшие им весь день чувства достигли предела.
– А! Так это для завтрашних скачек?
Трой медлил с ответом. Ее ошибка была на руку человеку, который не желал, чтобы ему заглядывали в душу.
– Ну, допустим, они мне нужны для скачек, – процедил он наконец.
– Ах, Фрэнк! – воскликнула Батшеба со страстной мольбой в голосе. – Всего несколько недель назад ты меня уверял, что я тебе дороже всех твоих развлечений вместе взятых, и обещал отказаться от них ради меня! А теперь неужели ты не можешь отказаться от одного развлечения, от которого больше неприятностей, чем радости! Сделай это, Фрэнк! Пойди ко мне, я зачарую тебя словами любви, нежными взглядами, не поскуплюсь на ласки, лишь бы ты остался дома! Скажи «да» своей жене! Скажи: «Да!».
Вся нежность и мягкость, заложенные в натуре Батшебы, непроизвольно вырвались наружу, когда она домогалась его согласия. Куда девалась ее наигранная холодность, к которой она прибегала в спокойные минуты в целях самозащиты! Редкий мужчина мог бы устоять перед вкрадчивыми и полными достоинства мольбами прекрасной женщины. Батшеба слегка откинула головку и хорошо известным ему движением протянула к нему руку, выражая свои чувства красноречивее всяких слов. Не будь эта женщина его женой, Трой немедленно бы сдался, но тут он решил больше не вводить ее в заблуждение.
– Эти деньги нужны мне вовсе не для оплаты долгов по скачкам, – сказал он.
– А для чего? – спросила она. – Меня очень беспокоят эти твои таинственные обязательства, Фрэнк.
Трой колебался. Он уже не так сильно любил жену, чтобы всецело поддаться ее обаянию. Однако необходимо было соблюдать учтивость.
– Ты оскорбляешь меня своей подозрительностью, – проговорил он. – Мы совсем недавно поженились, а ты уже начинаешь меня распекать, на что это похоже!
– Я думаю, я имею право немного поворчать, раз мне приходится платить, – сказала она, капризно надувая губки.
– Вот именно. Но первое уже позади, так приступим ко второму. Шутки в сторону, Батшеба, не донимай меня, а то как бы тебе потом не пришлось кое о чем пожалеть.
Она залилась краской.
– Да я уже жалею, – быстро ответила она.
– О чем же ты жалеешь?
– О том, что мой роман кончился.
– Все романы кончаются со свадьбой.
– Зачем ты это мне говоришь? Ты ранил меня в самое сердце своей злой шуткой.
– А ты нагоняешь на меня тоску. Мне кажется, ты ненавидишь меня.
– Не тебя, а твои пороки! Да, я ненавижу их!
– Лучше бы ты постаралась исправить меня. Давай подведем баланс, двадцать фунтов на стол, и будем друзьями!
Она вздохнула, как бы покоряясь судьбе.
– Примерно такая сумма отложена у меня на хозяйственные расходы. Если она тебе так нужна, бери ее.
– Прекрасно. Спасибо. Наверное, завтра я уеду раньше, чем ты выйдешь к завтраку.
– Тебе так уж надо уезжать? Ах, Фрэнк, было время, когда никаким друзьям не удалось бы оторвать тебя от меня! Тогда ты называл меня своей ненаглядной. А теперь тебе и дела нет, как я провожу время.
– Я должен ехать, невзирая ни на какие чувства, – с этими словами Трой взглянул на свои часы и, повинуясь какому-то безотчетному импульсу, открыл нижнюю крышку, под которой обнаружилась уютно свернувшаяся маленькая прядь волос.
В этот миг Батшеба подняла глаза, уловила его движение и заметила прядь. От боли и изумления кровь бросилась ей в лицо, и она не успела подумать, как у нее вырвалось восклицание:
– Женский локон! О, Фрэнк! Чьи же это волосы? Он отвечал небрежно, словно желая скрыть чувство, вспыхнувшее при виде локона.
– Ну конечно, твои. Чьи же еще? Я совсем позабыл про них.
– Какая бессовестная ложь, Фрэнк!
– Говорю тебе, я позабыл про них, – повторил он, повышая голос.
– Да я не о том, ведь волосы-то рыжие.
– Что за глупости!
– Ты оскорбляешь меня. Я же видела, что они рыжие. Говори, чьи они. Я хочу знать.
– Хорошо, скажу, только не шуми. Это волосы одной молодой особы, на которой я собирался жениться еще до того, как познакомился с тобой.
– В таком случае ты должен сказать мне ее имя.
– Не могу.
– Она уже замужем?
– Нет.
– Жива?
– Да.
– Она хорошенькая?
– Да.
– Удивляюсь. Разве можно быть хорошенькой при таком ужасном недостатке, как у этого несчастного создания?
