Этого брака захотела Мария Медичи, вдова Генриха IV. Мария-Фелиция была ее крестной дочерью и кузиной. Но во время пышных торжеств малышка еле сдерживала слезы. Она понимала, что ей придется, может быть, навсегда оставить все и всех, что и кого она так любила: свою мать, своих братьев и сестер, солнечный Рим. Во имя чего она должна отправиться в холодную страну, называвшуюся Францией? Лишь для того, чтобы жить с мальчишкой, которого она даже никогда не видела…
Путешествие во Францию в холодную зиму вовсе не улучшило ее мрачного настроения. Однако все поменялось, едва она увидела своего супруга. После их знакомства Мария-Фелиция не знала, как и благодарить Господа, пославшего ей такое счастье! Генрих был красив, высок, белокур, у него было удивительно привлекательное лицо, особый шарм которому придавали чуть-чуть раскосые темные глаза.
Юная итальянка с первого взгляда влюбилась в галантного француза. И он, в свою очередь, тоже не смог остаться равнодушным к этой прехорошенькой девушке со смуглой кожей и копной черных кудрей. Она не обладала той плодородной красотой а-ля Рубенс, которая тогда была в моде, но в ней имелась грация чистокровного создания, исключительное благородство, у нее были великолепные глаза, бархатный голос и яркий ум. Одним словом, не будучи абсолютно красивой, Мария-Фелиция излучала шарм и мастерски владела искусством привлекать к себе.
Их медовый месяц проходил в Шантийи. В том самом Шантийи, куда она потом будет возвращаться вновь и вновь, когда огонь любви Генриха угаснет и когда она начнет страдать. А ей придется немало пострадать от этой любви, о которой один современник тех событий написал так: «Она любила месье де Монморанси самой сильной любовью, которую только можно встретить на этом свете, ибо она никогда никого не любила, кроме него».
В Шантийи, вдали от придворного шума, она останавливалась чаще всего. Но не обязательно в замке. Коннетабль соорудил там огромное количество прекрасных сооружений, пусть и не таких импозантных, как основное здание. Среди прочего – семь часовен. Он же был настоящим католиком!.. Его сын Франсуа последовал его примеру, построив на берегу пруда и на краю самой красивой аллеи полевой домик, окруженный прекрасным садом. Этот домик Мария-Фелиция приспособила под себя: он принадлежал только ей. Ей нравилось обставлять его мебелью, обустраивать все по своему вкусу. Здесь она могла мечтать, плакать и залечивать свое разбитое сердце.
Да, Генрих обладал всеми вообразимыми достоинствами. Однако ему не хватало, пожалуй, самого важного – верности. Очевидно, он любил свою маленькую герцогиню, но был не в состоянии устоять перед соблазном, который представляли другие женщины. И одному Богу известно, сколько их у него было! Он постоянно обманывал Марию-Фелицию, но каждый раз возвращался к ней – раскаивающийся и сконфуженный…
В это время на мировую сцену начали выходить жеманницы – мужчины, которые хотели завоевать их сердце, должны были делать это в стихах. Поэтому у сильных мира сего вошло в моду прибегать к услугам поэтов. Так, например, Монморанси пригласил к себе талантливого Теофиля де Вио. Это был своего рода Франсуа Вийон, но менее испачканный грязью и лучше образованный, хотя, возможно, не такой гениальный, но находивший удовольствие в том, чтобы восстанавливать всех вокруг против себя.
Родившись протестантом, в 1622 году после пребывания в Англии Вио отрекся от религии предков, которая ему совсем не понравилась. Потом он пустился на поиски удачи. В результате он прибился ко французскому двору, и это облегчило ему отношения с Генрихом де Монморанси.
26 февраля 1623 года в Лувре Анна Австрийская, молодая королева, давала бал. Такие балы всегда сопровождались музыкой и стихами, которые посвящались какой-нибудь танцовщице. Посреди танцев Мария-Фелиция вдруг услышала, как поэт, состоявший на службе у ее супруга, адресует стихотворное признание в любви с прозрачными намеками… юной королеве! Во всеуслышание, перед самим королем и кардиналом де Ришельё!
Для молодой женщины это был ужасный шок, и она убежала. Конечно же, в Шантийи.
Через несколько дней, к ее великому удивлению, сюда же прибыл и ее смущенный муж вместе со своим злополучным поэтом, которого она, само собой разумеется, не желала видеть. Но Генрих стал просить свою жену спрятать Теофиля, которого преследовали за распутство. Действительно, Университет осудил его за недавнее произведение «Сатирический Парнас» и требовал его голову, которую кардинал был вполне расположен им выдать. Вио уже искали.
Герцогиня возразила, что люди кардинала обязательно придут в Шантийи, ибо всем было известно, что Вио связан с домом Монморанси. Его наверняка уже искали в их парижском особняке. И, кстати, герцогиня была абсолютно права – именно так оно и было.
Чтобы спасти неосторожного поэта, нужно было более надежное убежище. Мария-Фелиция поняла (и быстрее, чем Генрих), что «Парнас» не был единственной причиной преследований. Тут дело заключалось еще и в недавних излияниях чувств на балу. И если Вио поймают, то он под пытками назовет имя того, кто заказал ему эти стихи, и ее мужу не сносить головы. Тем более что король и так не любил благополучного герцога, а Ришельё и вообще ненавидел, ибо тот представлял собой ту самую феодальную власть, что противостояла власти королевской.
И тогда герцогиня сдалась: пусть проклятого поэта спрячут в ее парковом домике. Таким образом Теофиль де Вио оказался в очаровательном жилище юной герцогини, где все говорило только о ней. Мало-помалу он стал пленником ее женственности и обаяния. Назвав ее «Сильвией», так как итальянское имя казалось ему слишком длинным и плохо укладывалось в стихотворные формы. Для нее он написал «Десять од Сильвии», которые стали наиболее удачным из всего, что он создал…
К несчастью, Университет продолжил свои преследования, и поэт вынужден был бежать. 19 августа его творения были сожжены на Гревской площади, а в сентябре его арестовали и бросили в тюрьму Шатле, где он провел два года и где писал с еще большим пылом. Сначала – «Письмо к брату», затем – «Дом Сильвии».
Наблюдая за ловящей рыбу Сильвией,
Я видел бьющихся рыб,
Которые теряли жизнь в борьбе
За честь попасться на ее крючки.
После суда Вио приговорили к ссылке, однако здоровье его уже было подорвано. В результате, 25 сентября 1626 года он умер подле своей Сильвии, и молодая женщина искренне оплакивала его. Однако ей бы следовало тогда попридержать свои слезы, ибо через шесть лет они ей вновь понадобились, когда произошла настоящая катастрофа…
Монморанси вместе с братом короля Гастоном Орлеанским вступил в заговор против Ришельё. После бесполезного сражения в Кастельнодари герцога схватили, предали суду в Тулузе и 30 октября 1632 года приговорили к смерти. В тот же день его и казнили, сразу после того, как он написал последнее письмо «Сильвии».
«Сердце мое, хочу попрощаться с вами с нежностью, похожей на ту, что всегда существовала между нами. Умоляю вас, ради успокоения моей души и ради Того, кого я, надеюсь, скоро увижу в Его небесном милосердии, умерить ваши обиды. Не сердитесь на меня. Я получил столько от нашего Спасителя, что вы можете чувствовать себя утешенной. Прощайте еще раз…»
