Терезия не думала ни о каких грядущих грозах и с радостным удовлетворением говорила:
– Вот уже почти год я ложусь спать, зная, что спасла чью-то жизнь.
Тальен между тем понимал, что Терезия не любит его всерьез. Но он сам был так безумно в нее влюблен, что ему было достаточно, что эта прелестная женщина принадлежит ему целиком и полностью. Она его и только его, и это было очень важно для Тальена, и, как другие дарят любовницам цветы и драгоценности, он дарил ей спасенные от гильотины головы.
К тому же он был вовсе не глуп и вскоре сообразил, что снисходительность, столь для него неожиданная, имеет свои немалые выгоды, потому что бордолезская знать и крупная буржуазия умеет быть благодарной. Чета жила в несказанной роскоши, и никто против этого не возражал.
Почти никто. В Бордо, во всяком случае. А вот в Париж дождем сыпались доносы с сообщениями о недопустимой снисходительности гражданина Тальена, а главное, о «куртизанке, которая сумела отвратить от своего долга вернейшего слугу революции».
Тогда кое-кто из членов Конвента, дружески настроенных по отношению к молодому человеку, дал ему потихонечку знать, что ему, возможно, стоит самому приехать в Париж и твердой рукой отмести все наветы. Робеспьер на самом деле не так уж обеспечен надежными тылами, он не посмеет действовать против него напрямую, поэтому Тальен, приложив некоторую долю ловкости и дипломатии, сможет заставить его забыть свои «промахи» и снова оказаться в седле.
Тальен уехал, горько сожалея о том, что был вынужден оставить драгоценную Терезию. Он доверил ее своему помощнику по фамилии Изабо, ограниченному и тупому. Терезия поспешила обезопасить помощника единственным, но вполне радикальным средством, каким она владела безупречно, чтобы он не возобновил затихшую было палаческую деятельность. И бордолезцы продолжали спать более или менее спокойно.
Между тем в Париже Тальену приходилось несладко. Робеспьер пристально следил за ним, одновременно приказав собирать сведения о его поведении в Бордо. Мало-помалу несчастным проконсулом начал овладевать страх, он испугался, что ему никогда уже Бордо не увидеть. Он едва не заболел от ярости и отчаяния, но как пренебречь распоряжениями Непримиримого, не рискуя головой?
Терезии, в свою очередь, тоже не случилось навсегда остаться в Бордо. В жерминале вышел закон, обязывающий «всех так называемых аристократов покинуть порты и пограничные города», и она была вынуждена вернуться в Париж, вновь поселиться в особняке де Фонтене и опять, как и раньше, выступала в качестве подозреваемой.
Она опять увиделась с Тальеном, но новый Тальен был настолько перепуганным, что вызвал у нее лишь гримасу отвращения. Разве этот человек заставлял трепетать Бордо? Разве он распоряжался жизнью и смертью? Теперь это был задерганный человечек, живущий в ожидании, что с минуты на минуту на него обрушится тяжелая рука Робеспьера и отправит его к палачу…
Но Тальен напрасно так мучился и страшился. Гневался Робеспьер не столько на него, сколько на Терезию. На его суровый и неподкупный взгляд, она олицетворяла порок и разврат старого режима. Именно на нее он хотел обрушить удар. И он его обрушил.
22 мая 1794 года Робеспьер подписал следующий приказ: «Комитет общественного спасения берет под арест женщину, именуемую Кабаррюс, дочь испанского банкира и жену некоего Фонтене, бывшего советника Парижского парламента. Ей надлежит отправиться в тюрьму, все ее бумаги должны быть опечатаны. Молодой человек, который живет с ней, и все, кто окажутся в ее доме, тоже должны быть арестованы…»
Что касается молодого человека, то дело было в том, что Терезия привезла с собой из Бордо очаровательнейшего юношу лет пятнадцати по имени Жан Гери, он оказывал ей пособничество в некоторых финансовых операциях и… конечно же, более интимные услуги.
Арестованную Терезию препроводили в тюрьму Ла Форс, и там тюремщики при обыске заставили ее раздеться донага, желая убедиться, соответствует ли ее слава истине. Терезия перенесла осмотр с полнейшим безразличием, она готова была показать мужланам, что действительно хороша так, как о ней говорят.
В тюрьме она подружилась с очаровательной креолкой и очень хотела ее утешить, вселяя в нее свое неиссякаемое мужество. Но это ей не слишком удавалось, бедная Роза Жозеф де Богарне только что потеряла мужа на эшафоте и теперь жила в непрестанном страхе.
Арест обожаемой Терезии стряхнул апатию с запуганного Тальена, он наконец-то понял, что от Робеспьера ничего хорошего, кроме смертного приговора, не дождешься. Говоря откровенно, отчет о его пребывании в Бордо был ужасающим. Тем не менее Тальен, действуя довольно ловко, сумел добиться поста президента Конвента, и Робеспьер не мешал ему, очевидно полагая, что чем выше окажется его положение, тем больнее будет ему падать.
Мужчины вступили в непримиримую борьбу, и она становилась все жестче. Изнуренный Робеспьер не собирался продолжать ее долго. Он уже все приготовил, чтобы разыграть очередное театральное действо. И, может быть, даже помиловать Терезию после приговора.
Терезия по-прежнему находилась в тюрьме и теряла последнее терпение. Все ее надежды были на Тальена, но ничего не происходило. 7 термидора она отправила ему следующую записку:
«Только что вышел из камеры полицейский администратор, завтра я предстану перед трибуналом, то есть поднимусь на эшафот. Все это мало похоже на сон, который я видела этой ночью: Робеспьера больше нет и двери всех тюрем открыты. Но из-за вашей неслыханной трусости во Франции вскоре не останется никого, кто мог бы сделать мой сон реальностью…»
Записка вдохнула в Тальена жизнь, он обрел мужество, которого ему так недоставало. Последствия нам известны: 9 термидора Робеспьер пал, сраженный коалицией, возглавленной Тальеном. Тальен опередил Робеспьера, его люди получили голову Неподкупного на несколько секунд раньше, чем Неподкупный мог бы получить голову Тальена. Пистолетный выстрел жандарма Мерда, раздробивший челюсть Робеспьера, довершил дело
[6]. Хотя, что касается Тальена, вполне возможно, он боялся гораздо больше собственной гибели, чем гибели своей дорогой Терезии…
Как бы там ни было, но на следующий день Терезия вышла из тюрьмы, и ее встретила восторженная толпа. Ее благородная роль в Бордо была хорошо известна, так же как и ее влияние на героя дня Тальена. Когда она покинула тюрьму, парижане устроили ей триумфальную встречу и окрестили именем, которое могло родиться только в устах народа. Отныне Терезия будет именоваться Божьей Матерью термидора! Из жертвы, обреченной на эшафот, она буквально на следующий день стала властительницей Парижа.
Но ей предстояло выйти замуж за Тальена. По правде говоря, она прекрасно обошлась бы без этого брака, Тальен ей нравился все меньше и меньше, но народ бы ее не понял. Она должна была отдать свою руку спасителю. Легенды накладывают обязательства…
Замужество состоялось, но без шумихи и пышности, скромное, почти что тайное. После оформления брака супруги поселились на аллее Вёв (в конце современной улицы Монтень) в доме, который носил название «Хижина», и эта хижина станет самой роскошной в истории.
