Оборотень прибежал мигом, неся запыленную бутылку из своего погреба и желая почтить друга, старшего тюремщика.
– Хорошенькая у тебя служанка! – сказал Мезьер. – Давно не видал тут таких свеженьких. Но, похоже, собирается брыкаться.
– Да она пока еще не обвыклась. Дадим ей время, привыкнет. А мне кажется, она девушка покладистая.
Такое слово да от хозяина обещало многое. Мезьер решил, что нашел для себя прекрасное занятие: он начнет осаждать прекрасную Розали. Раз это только вопрос времени, то времени-то у него хоть отбавляй. Столько же, сколько у его узников! И он пообещал себе, что будет каждый день заглядывать в «Красный единорог», чтобы пропустить там стаканчик.
В субботу Розали, воспользовавшись тем, что оказалась на горе, заглянула к своей двоюродной сестре Амбруазине Шеврель, дочери старого звонаря. Но она вовсе не хотела, чтобы Оборотень узнал, что на горе у нее есть родня. Это могло вызвать у него подозрения и уж во всяком случае показаться странным, потому что вела она себя так, словно попала сюда впервые, приехав с ним в его телеге.
Так что Розали только заглянула на секунду и сказала молоденькой портнихе:
– Завтра после полудня во время отлива я пойду собирать ракушки на Томбелен
[21]. Ты тоже приходи. Я тебе расскажу, зачем я приехала сюда. Мне понадобится твоя помощь. Только не забудь, что мы с тобой не знакомы.
Брозина была не из тех, кому нужно долго объяснять, что к чему. К тому же Мари прекрасно знала, что все ее симпатии и симпатии ее отца тоже на стороне шуанов. Брозина, не задавая лишних вопросов, тут же сказала, что придет.
– Приду непременно, – ответила, смеясь. – И мы с тобой познакомимся.
Скупость Оборотня была непомерной, рядом с ним Гарпагон
[22] показался бы дырявой корзиной, так что каждая минута отдыха его служанки была для него что острый нож. И, как и предвидела Розали, он очень обрадовался, когда девушка заявила, что пойдет собирать ракушки и сварит из них замечательный суп по рецепту своей бабушки.
– Иди, доченька, иди и принеси как можно больше. Чем больше будет супа, тем больше народу мы обрадуем.
Вот как понимал хозяин воскресный отдых!
А Оборотень был очень доволен, что нашлась такая девушка, которая хорошо понимает свои обязанности, и отправился немного отдохнуть после обеда. Розали же, вооружившись граблями и корзиной, спустилась на берег.
Часа в три дня, когда море отступило, а солнце начало прогревать обнажившийся песок, две девушки, занятые сбором ракушек, встретились будто бы совершенно случайно. Кто бы ни наблюдал за ними с горы, невозможно было заметить ничего удивительного в том, что, встретившись, они заговорили, а вот о чем они говорили, никому на таком расстоянии услышать было нельзя.
С голыми ногами, с подоткнутыми юбками, они продолжали прочесывать граблями песок, и Мари тем временем рассказывала кузине, что задумала спасти Королевское Сердце и Яснолюба из тюрьмы.
– Насколько мне известно, их камера находится примерно где-то над твоим домом.
– Как раз над ним, – уточнила Брозина. – Но имей в виду, что сидят они там втроем. С ними еще Шавуа, шуан из Кутанса. У Яснолюба есть веревка, я сумела им подбросить ее в окно, и по ночам я иногда передаю им записки и немного еды.
Ландыш взглянула на кузину с немалым удивлением.
– Подумать только! Да ты тоже шуанкой заделалась! Я и не знала, что ты у нас такая скрытница, Брозина!
Брозина вспыхнула и отвернулась, пытаясь скрыть смущение. Но поздно. Мари уже догадалась, что не только преданность королю – причина подвигов Брозины. Главную роль тут играют чувства. Нет сомнения, что Брозина влюблена. И конечно же, в Яснолюба…
Мари обрадовалась, теперь она была уверена, что в дочери звонаря обрела себе надежную союзницу. Так оно и было, потому что Брозина поспешно прошептала:
– Расскажи, что задумала. Я сделаю все, что скажешь, я тоже хочу их спасти!
– Тогда слушай.
Мари быстренько рассказала Брозине, чего от нее ждет. На словах ничего особенного. В ночь с девятого августа на десятое она должна стоять на дороге под окном шуанов, а они, вынув решетку, спустятся вниз по веревке. Потом Брозина, которая знает гору как никто другой, отведет их на берег, и они пойдут в сторону Кароля.
– Бояться им нечего, – добавила Мари. – Море вернется только на рассвете, а светает в четыре часа. Этой же ночью ты передашь им сверток, что у меня в корзине, я сейчас тебе его отдам: в нем письмо и пилки.
– Ты принесла сверток? А откуда ты могла знать, что я поддерживаю с ними связь?
Мари посмотрела кузине в глаза и улыбнулась.
– Я знала, что у Яснолюба есть веревка и он может сообщаться с внешним миром. Но я не знала, что этой веревкой он обязан тебе. «Королевские стрелки» не болтливы.
– Это я поняла. Но дело в другом. Они не сумеют подпилить решетку и спуститься. Главный тюремщик каждую ночь по три раза заглядывает к ним в камеру. Им нужна по крайне мере одна спокойная ночь, чтобы со всем этим справиться. А откуда ее взять?
– Спокойная ночь – мое дело, – пробормотала Мари, став чернее тучи. – В ночь с девятого на десятое Мезьер не будет их навещать. Или я не Ландыш!
Она сказала это так жестко и решительно, что Брозина не отважилась больше ни о чем ее расспрашивать. Сверток перекочевал из одной корзины в другую, после чего девушки расстались, продолжая собирать ракушки, и вернулись на гору каждая своей дорогой. В тот же вечер Брозина передала узникам с помощью все той же веревки записку Мари:
«Вы нужны Светловзору. Бегите. Вот две пилки, чтобы подпилить решетку. В ночь с четверга на пятницу обхода не будет, ручаюсь головой. Под окном вас будут ждать, скажут, куда идти и что делать».
Вместо подписи был рисунок – цветок ландыша.
Вернувшись в «Красный единорог», Мари увидела Мезьера, он сидел на своем обычном месте и пил белое вино в обществе Оборотня. Лицо тюремщика при виде Мари-Розали осветилось улыбкой.
– Каков улов, Розали?
– Улов, гражданин, отличный. Погляди-ка! Суп выйдет на славу!
– Не сомневаюсь, если ты будешь его готовить! Но ты могла бы и мне сказать, что идешь за ракушками, я бы охотно составил тебе компанию. Я знаю очень хорошие места! И потом… Мы могли бы побыть с тобой вдвоем. Мне очень хочется побыть с тобой вдвоем, Розали!
– Побыть вдвоем можно и без ракушек. Разве трудно найти место, где можно побыть вдвоем?
