— Пожалуй, ты прав, — глухо отвечал Какитела.
Между тем они подошли к кладбищу.
— Вот и наш последний приют! — сказал Занкан и, повернувшись к Бено, с улыбкой произнес: — Ты же не забываешь, что под конец мы пройдем, вернее, нас пронесут через эту калитку? — Бено молча смотрел на Занкана — его смутил простой, домашний тон, которым были произнесены эти слова. А Занкан повторил свой вопрос: — Ты же не забываешь, что под конец очутишься здесь? Впрочем, это, конечно, произойдет помимо твоей воли. Четыре человека принесут тебя сюда и бросят в яму. Ты ведь помнишь об этом?
— Конечно, — отвечал оробевший Какитела.
Занкан засмеялся и прошел через мостик.
— Позволь мне усомниться… Ты забываешь об этом, мой Бено, пока порхаешь по этой земле, забываешь, что придет момент и четыре человека опустят тебя в землю. Чья это могила? — Занкан задержал взгляд на могильном камне и прочитал надпись на нем: — Так это ж наш раби — Мануах бен Ирмиагу! Мудрый был человек, большой знаток Торы, замечательный учитель! Смотри, Бено, смотри внимательно, все еврейство Грузии внимало его речам. И что же? Черви, наверное, давно обглодали его маленькое тельце. Какой человек лежит в земле, а ты тут воображаешь нечто из себя!
Занкан нагнулся, положил камень на могилу Мануаха бен Ирмиагу и продолжил путь. Бено Какитела молча следовал за ним. Занкан прошел мимо нескольких могил и остановился у следующей.
— А помнишь этого человека? Нет, ты его не будешь помнить. Тогда я отправил тебя в Аран. Там ты зарабатывал деньги для меня и для себя, но, похоже, тебе досталось побольше. Этот человек постоянно ругался в синагоге. Все ему не нравилось, всех он поучал, знаешь почему? — Бено молча смотрел на Занкана. — Ну как ты думаешь?
— Ничего я не думаю, — наконец проговорил Бено.
— Сказать?
Бено Какитела настороженно смотрел на Занкана, он выжидал, взвешивал каждое его слово.
— Скажи, — после паузы произнес он.
— У него завелись деньги, вернее, деньжата, а ты знаешь, когда нищий набьет мошну, что с ним случается? Все должны его слушать, все должны следовать его примеру, — Занкан с улыбкой смотрел на Бено, — от имущего человека требуется большая выдержка, а он заимел денежки и вообразил себя богатым. Нет, брат, по-настоящему богат тот, у кого есть и золото, и скромность, и знание о том, что хорошо и что плохо, и при этом он никогда не забывает, что придет время и четыре человека понесут его к месту последнего отдохновения. Что, что ты сказал?
— Ничего.
Занкан почувствовал, Бено прячет от него глаза. «Как бы мне палку не перегнуть», — подумал он и подошел к следующей могиле. Несколько минут молча стоял перед ней, потом, улыбнувшись Бено, сказал:
— Ты вот умный человек, Бено, все тебя знают, уважают, тебе, верно, известно, что есть главное в жизни?
Бено Какитела испытующе смотрел на Занкана, пытаясь понять, почему Зорабабели спрашивает его о том, что ему, наверное, хорошо известно, но, не увидев ничего подозрительного ни в его лице, ни в тоне, каким были произнесены эти слова, ответил:
— Семья.
Зорабабели выдержал паузу, а потом раздумчиво, словно говорил с собой, произнес:
— Возможно, ты и прав… Но с другой стороны, жена, к слову, она ведь может влюбиться в другого и уйти к нему, а ты останешься ни с чем… Дети? У детей со временем появятся свои дети и… они забудут старших… Нет, знаешь, я не думаю… да, жена и дети — это большие ценности, но, а впрочем, нет, не знаю…
— Имущество! — выпалил неожиданно Какитела и в ожидании ответа уставился на Занкана. А тот не спешил с ответом, раздумывал.
— О-о… это тоже большое благо, очень большое… Хорошая семья, хорошее состояние. Тут не возразишь! Но и это, по-моему, не главное… Имущество можно потерять, могут отнять, пустить по миру… нет… И потом, какая польза от него, когда ты окажешься здесь? Вот, погляди, кто здесь лежит. — Занкан повернулся к могиле, возле которой стоял. — Мататиаху, наша гордость Мататиаху… Знаешь, сколько золота у него было?! Мало, кто мог похвастать таким богатством! И что он взял с собой?! Ему понадобилась могила той же длины, что и нищему Кобии, его закоченевшее тело бросили в могилу так же, как тело нищего Кобии, и засыпали землей, ровно в том же количестве, что и нищего Кобию… Даже, по-моему, земли ему досталось поменьше — стоял мороз, и окаменелые комья с трудом поддавались лопате, — Занкан замолчал, уставился в одну точку, — не знаю, не знаю, Бено…
— И все же что есть главное, Занкан? — холодно спросил Бено и воззрился на собеседника. Бено вдруг взяло зло, что все его доводы Занкан ни во что не поставил, это привело в раздражение, тем более что соображения Занкана казались ему не лишенными логики.
— Главное… — начал думать вслух Занкан, — что есть главное? Господь? Родина? Семья? Семья — это потомство, твоя жизнь в будущем. Жизнь твоего народа… Семья… Пожалуй, где-то здесь надо искать главное… Кроме того, главное — честь и достоинство твоего народа, твоей страны… — Занкан умолк, согнул веточку куста. — Не знаю, что из всего этого главное, — и снова замолчал, уставившись вдаль, отпустил ветку, она с шумом выпрямилась, задрожала, и он снова схватил ее. — Хочешь, дам тебе совет, Бено, мне кажется, он содержит истину, которую мы ищем. Один римлянин пристал к раби Гилелу: объясни, что такое проповедует ваша Тора, что вы молитесь на нее? Кляузный человек был этот римлянин, он стал на одну ногу и потребовал от раби объяснить суть Торы, пока не устанет стоять на ней. Гилел ответил: «Никогда не делай человеку то, что может больно обидеть тебя, ежели так же поступят с тобой!» Что скажешь на это, Бено, ты слушаешь меня? — И Занкан, почти скандируя, повторил: — Никогда не делай человеку то, что может больно обидеть тебя, ежели так же поступят с тобой. По-моему, мудро. А ты как думаешь? Стало быть, что получаем в итоге? Никому не делай подлости… Это первое, а второе… Лучше общаться с прокаженным, нежели с подлецом.
На кладбище воцарилась тишина. Было слышно, как пролетела муха, потом каркнула ворона, и Бено вдруг осознал эту ужасную тишину. Даже горделиво восходящее солнце не утешало. Бено пробрала дрожь.
— Как тихо! — прошептал он.
— Вековечная тишина для тех, кто сеял вражду, мой Бено, впрочем, сильные мира сего — не исключение. Взгляни, — Занкан наклонился над могилой, возле которой стоял, — знаешь, кто здесь покоится? Мамитвалашвили Иехискиэл. Пусть земля ему будет пухом. Настоящий был орел! Не слышал о нем? Соратник самого Давида Великого. Он и в Дидгорском сражении был рядом с ним. Левой метал копья, правой размахивал саблей — пять голов слетало зараз.
— Пять?! — удивился Какитела.
— А ты думаешь, почему Давид Великий избрал его в соратники? Пятеро убитых валялось на земле, а его что убило? Небольшая ржавая игла.
— Игла?
— Размером с мой палец. Он снял лапти и прошелся по двору в носках, и игла вонзилась ему в ногу… а на другой день он помер. Вот здесь, где я стою сейчас, стоял Давид Великий, пришедший проститься с ним.
